Так я вхожу в этот дом. Я еще не видела хозяев, хозяйских комнат. Но кухня тоже очень хорошая комната. Мне тут легко: чисти себе морковку.
Я уже забыла, сколько времени я чищу ее. И, может быть, хватит, а я все чищу и чищу. Мне нравится желто-красное чистое тельце морковки, и у меня их уже целая гора. И какая хорошая эта тетя Циля.
— Откуда ты взялась на мою голову? — прерывает мои думы кухарка резким воплем. — Посмотрите, что эта раззява делает. Вы что-нибудь понимаете? — обращается она к немым блестящим кастрюлям, висящим вокруг шкафа с посудой. — Начистить целое ведро моркови. Почему ты не спросила, дурья твоя голова?
Я молчу.
— Я боялась, — наконец отвечаю я, запинаясь.
— Она боялась. А куда я теперь это дену? — И вдруг с самой высокой ноты переходит на мирную: — Впрочем, ладно. Брошу в мясо и сделаю икру. Стоит волноваться!
Я медленно успокаиваюсь. Тетя Циля сует мне большую вымытую морковку.
— Кушай, как сахар.
Я не успеваю проглотить первого кусочка, как открывается дверь и входит Ронечка. Это среднего роста женщина с полным лицом и большими зубами. На ней что-то яркое, развевающееся. Но я боюсь разглядывать одежду и опускаю голову.
— Каша Бореньке готова? Нет? Народу тут хватает, а каши до сих пор нет, — недовольно поглядывает она на меня.
— Бог с вами, Ронечка. Ко времени будет. Еще есть пятнадцать минут. А насчет девочки, так она только-только вошла.
— Так пусть она скорей идет нянчить Бореньку.
Волнуясь, я иду вслед за ней в комнаты. Иду не по полу. По каким-то пушистым цветам, выбирая, куда ступить ногами, боясь наступить на бутон. Столько комнат! И все разные. Но вот в беленькой колясочке сидит лупоглазый розовый мальчик и надрывается от крика.
— Подними его, — говорит Роня.
Я поднимаю визжащего мокрого мальчика и с трудом удерживаюсь на ногах.
— Походи с ним.
Я хожу из угла в угол, уже не боясь топтать пышные букеты под ногами.
Но ребенок не унимается.
— Ты его покачай. А петь ты умеешь? Спой ему песенку. Привыкнет, успокоится.
Я умею петь. Но не знаю, какую песню спеть. Да и боюсь. Мне жутко, не до пения.
— Не знаешь песен?
Я робко начинаю:
— Умер, бедняга, в больнице военной…
— Что это за песня? Какую-нибудь другую.
Нет, я не знаю песен. Я знаю только те, которые поют мои сестры за работой. Я молчу. Роня сердится.
— Ты что молчишь? Какая-то ненормальная. Честное слово.
Я сдерживаю слезы. И все хожу, хожу с ребенком. Уже дрожат ноги. Не могу разогнуть спину. Ребенок весит сто пудов. Я с трудом переступаю ногами и тут замечаю, что он уснул. Останавливаюсь со спящим ребенком возле Рони, и она медленно его забирает. Спина у меня ноет.
— Возьми пеленки. Ты имеешь понятие, как их стирать? Нет? Вот так помощница! Вижу, будет одно мучение! Иди к Дарье. Она тебе покажет. А сама пусть выбьет ковры.
Я не знаю в этом доме ничего. Где искать прислугу Дарью, что такое ковры и зачем их бить?
Но я иду. С трудом нахожу кухню. Тетя Циля, увидя меня, улыбается, качает головой:
— Иди сюда, горемыка, поешь супу. Это суп, знаешь, какой? Ешь скорей.
— Тетя Роня велела пеленки стирать.
— Велела? — кричит на всю кухню тетя Циля. — Мне это очень нравится. А кушать она не велела? Этого она не вспомнила? Пусть подождет. Садись.
Я улыбаюсь бесстрашию тети Цили. И я ем вкусный, какой-то желтый суп и никак не могу наесться.
— Ну, а теперь иди к Дарье. Она тебя будет учить.
На черной лестнице к нам спиной стоит широкая коротенькая женщина и чистит подсвечники.
— Дарьюшка, вот Юдася, научи ее пеленки стирать.
Дарьюшка поворачивается, и я вижу молодое, веселое лицо с синими глазами. Она улыбается мне, показывая два передних белых зуба.
— Оставь пеленки, я мигом. Другой раз научишься, — говорит она.
Я расцветаю. Отдаю узел и сажусь на ступеньку. Сижу минуту, потом спохватываюсь:
— Дайте, тетя, я подсвечники почищу, вот увидите, как я умею!
— Давай, давай показывай.
И я чищу подсвечники и думаю, что не так уж страшно отрабатывать квартиру, когда есть такие хорошие тети. И мне даже жалко маму, которая думает, что мне здесь плохо. В каком доме я живу!
…Потянулись дни в чужом доме. Как наступает утро, чищу дверные ручки, скребу лестницу, качаю мальчонку, таскаю его, выливаю помои и все время жду новых окриков, нападок, ругани. Хозяйка кричит, что я ничего не успеваю. Как только я присяду на краешек табуретки, сразу слышу:
— Расселась, как принцесса! Тебе мало ночи? Теперь ночь, как год. Ты не видишь, что кругом делается?
Читать дальше