Лариса Исарова - Война с аксиомой 

— Возмутительно! — кипятилась Мария Семеновна. — И опять в этом классе! Прямо рассадник каких-то любовных эмоций!

Светлана Сергеевна усмехалась. Она не любила Оленеву, но предпочитала с ней не связываться, особенно с тех пор, когда Оленева снялась с партийного учета по месту жительства и прикрепилась к нашей школьной парторганизации.

— Наконец! Явилась! — воскликнула Мария Семеновна, увидя меня. — А ведь классному руководителю невредно приезжать и до начала своих уроков…

— У меня сегодня вообще нет уроков, — сказала я.

— Ты уже слышала новость?

Светлана Сергеевна выразительно покосилась на Оленеву.

— Они у меня ночевали.

Хоть я и рассчитывала немножко на эффект, но не думала, что он будет таким сенсационным.

— Боже мой! — простонала Оленева, падая в кресло. — И вы могли мне не позвонить, не сообщить об этом немедленно?! Еще вчера!

С каждым словом голос ее повышался, крепчал и леденел.

Игнатов перестал названивать по телефону и тоже повернулся ко мне. Он хотел посмотреть на меня официально, но у него не получилось. Вот уже два года, как мы частенько с ним сталкивались и после нескольких ссор неплохо ладили. Мария Семеновна начала опускать голову, глядя на меня поверх очков, точно собиралась бодаться.

— Вы сами выгнали сына из дому, — сказала я Оленевой. — Вы должны были отдать себе отчет в своем поступке.

— Но где, где мой мальчик?

— В классе.

Она вскочила с места, рванулась к двери, но тут вмешалась Светлана Сергеевна:

— Сейчас идут уроки, вы не можете войти в класс…

— Так вызовите, вызовите его сюда! — умоляюще сказала Оленева Марии Семеновне.

— Приведи парня! — скомандовала Мария Семеновна, глядя на меня, как на пустое место.

— А зачем? Пусть нормально занимается. Надо всем успокоиться, подумать…

— И это говорит педагог?! — Оленева подобралась, как перед прыжком. — Мой сын попал в руки к авантюристке, к уличной девчонке…

— Я ее видела, — сказала я. — Самая обыкновенная девочка.

— Вызови Оленева! — скомандовала еще решительней Мария Семеновна.

И мне пришлось пойти за Виталием. Никогда не забуду, как он посмотрел на меня, когда я сказала ему, что его просит зайти Мария Семеновна. Он выпрямился, сжал губы, отвердев лицом, точно шел на расстрел, и двинулся легким, спортивным шагом по нашим длинным коридорам.

И я не успела сказать, что все произошло помимо меня, что я пыталась вмешаться, но что и я связана тысячами запретов именно потому, что я учительница. А главное, я не успела подбодрить его, посоветовать держаться стойко…

Когда мы с ним вошли в кабинет, Мария Семеновна мне сказала небрежно, как прислуге, которой барыня недовольна:

— Ну, а тебя я не задерживаю.

— Решается вопрос о моем ученике…

— Это ученик моей школы!

Третье слово она выделила жирно и победно посмотрела на Игнатова.

— Весь этот тарарам глуп!

Глаза ее округлились. Она позволяла, даже поощряла иногда нашу фамильярность, но только наедине…

— Твое мнение не спрашивают! И вообще, Марина Владимировна, у меня сейчас здесь совещание при директоре. Я вас на него не звала…

Игнатов скучающе гладил трубку телефона. Оленева заискивающе смотрела на сына. А он разглядывал носки своих ботинок. Плечи его ссутулились, точно он заранее подставил их под тяжелую ношу.

Пауза увеличивалась, густела.

Светлана Сергеевна вывела меня, сказав тихонько:

— А, оставь, что ты с ними сделаешь?! Если парень твердый — устоит, а если подчинится — грош цена такой любви…

И я ушла в библиотеку и перебирала журналы, не видя их, и мне особенно жалко было не Виталия, а Аллу с ее наивной мечтой о чуде.

Я вспоминала их ночной приход, эту маленькую счастливую замерзшую парочку. И представила судилище, перед которым стоял сейчас Оленев… Бедный парень! А я ничем не могу ему помочь!

Я напрасно прождала весь день Виталия. В класс он не вернулся после разговора с Марией Семеновной. Не приходил он два дня, а потом, появившись в школе, снова стал спокойным и выдержанным, первым учеником. Со мной он был вежлив, безукоризненно вежлив, прекрасно отвечал на моих уроках, даже пошел с классом на экскурсию на кондитерскую фабрику, но как-то оледенел… И поразительно стал походить на мать.

Вскоре я заговорила с ним, когда мы остались одни в коридоре.

— Ну, как ваши дела? Как Алла?

И вдруг услышала:

— Я вас очень прошу, Марина Владимировна, больше о ней не упоминать. Она меня не интересует.