Лариса Исарова - Война с аксиомой 

И я часто думала: а может, стоило в ту холодную мартовскую ночь дать им денег и отправить его с Аллой на целину?

Или надо было разыскать потом эту девочку, поговорить, убедить ее во имя самолюбия не топтать свое чувство?

Не знаю, до сих пор не знаю, как надо было поступить в этой истории.

Вначале третьей четверти на большой перемене Мария Семеновна вызвала меня к себе. В ее кабинете стояли два высоченных парня.

— Вот. Новенькие. К тебе в класс. Орлы!

«Орлы» вежливо наклонили головы. Смуглый парень улыбнулся ярким, словно накрашенным ртом, а белобрысый изучающе посмотрел на меня.

— Они тебе живо дисциплину поднимут, — сказала Мария Семеновна.

— Она у меня и так неплохая, — обиделась я.

Парни сохраняли серьезность.

— Ты знаешь, кто они? Перворазрядники!..

— У нас много спортсменов, — сказала я.

— Твои спортсмены! Да кто их всерьез принимает… — засмеялась она. — А вот эти — волейболисты из областной команды!

Я вздохнула. Сколько раз давала себе слово с ней не спорить!

— Да, чтоб не забыть, — ласково обратилась она к парням, — вы там всюду исправьте в документах… Вы теперь сорок пятая школа.

Мария Семеновна тряхнула седыми, стриженными скобочкой волосами и гордо посмотрела поверх очков.

— Веди в класс! Знакомь!

Мы вышли из кабинета.

— Как вас зовут? — спросила я, задирая голову.

— Сапогов Саша! Политыко Гена! — прозвучало хором.

У смуглого Политыко были странные длинные ресницы. Они загибались не вверх, а вниз, прикрывая глаза, и зрачки блестели сквозь них лукаво, настороженно, точно через решетку.

Глаза Сапогова, маленькие, внимательные, казались ему не по росту. Над ними нависал широкий бугристый лоб, и они всегда оставались в тени, редко мигающие, голубоватые, холодные.

На парнях были коричневые спортивные куртки с «молниями», лыжные шаровары и ботинки на рифленой подметке.

— Сколько вам лет? — спросила я.

— Шестнадцать.

Опять хором.

— Почему вы перешли к нам в середине года?

— Ближе к стадиону. — Сапогов отвечал медлительно и увесисто.

— Нас Марь Семенна уговорила, на зимней спартакиаде, — зачастил Политыко звонко и жизнерадостно, — у вас спортсменов настоящих нет. Она обещала все условия создать…

Мы шли по кипящему шумному коридору, и я невольно улыбалась: ребята раздвигались перед моими новыми учениками, как рыбачьи лодки перед мощными транспортами.

— Какие у вас отметки? — спросила я.

— Средние. — Политыко слегка изогнулся надо мной. — Кому теперь надо отлично учиться?

— Трезвый подход! — Я усмехнулась.

— Без этого не прожить. Кстати, одна просьба! Посадите нас вместе.

— Это обязательно?

— Мы с первого класса вместе.

Сапогов угрюмо кивнул, не разжимая тяжелых губ.

В нашем классе многие ребята оказались их болельщиками. Рыбкин, комсорг, шепотом сказал:

— Здорово, что вы их взяли! Теперь мы «ашкам» носы утрем.

Я подмигнула ему. У нашего соперника — девятого «А» — было больше мальчиков. И только поэтому, считали мы, он занимает первое место по сбору металлолома и успеваемости.

Посадила я Сапогова и Политыко на последнюю парту. Иначе за ними никто бы не увидел доски.

Парта угрожающе затрещала…

Прошла неделя. Новых учеников хвалили все учителя, даже Светлана Сергеевна, самый строгий и придирчивый человек в школе.

Наконец и я вызвала Политыко. Отвечал он правильно, только слово в слово по учебнику. Но это не раздражало меня вначале, так как Политыко выручала великолепная дикция и глубокий пафос, который он вкладывал в каждую фразу, драматически откидывая голову.

Я поставила пятерку и сказала:

— Мало самостоятельности.

— А я не читал «Войну и мир», — бросил он, вразвалочку идя к последней парте. — Все же есть в учебнике!

— Придется прочитать, — сказала я. — Без этого второй пятерки у вас не будет.

Он презрительно дернул ртом:

— От нас не требовали…

Через два дня я вызвала Сапогова.

Он отвечал своими словами, но роман тоже не читал. Андрей Болконский в его изложении выглядел на редкость примитивно.

Я поставила тройку.

В слоновьих глазках Сапогова мелькнуло сначала удивление, потом обида. Политыко немедленно вмешался:

— А за что?

— Не читал Льва Толстого.

— У нас раньше этого не требовали! — Политыко заводился. Лицо его вспыхнуло.