Владимир Добряков - Одиннадцать бестолковых

«Вот тебе и «м-м», — подумал я.

Через минуту я забыл о Томке. Ходил по классу, разговаривал с ребятами, а сам глаз не сводил с дверей — когда же придет Люба? Наконец она пришла. Розовая с мороза, веселая. Сначала я не глядел в ее сторону, только слушал, как она разговаривает. А потом, когда обернулся, то увидел, что и она на меня смотрит. Смотрит и улыбается. Я первый не решился бы подойти. А она подошла. Отвела меня к окну, где никого не было, и спросила:

— Ты не сердишься?

Вот тебе и раз! А я думал, что она на меня сердится!

— Нет, — говорю.

— Вот и хорошо.

Больше за весь день мы ни слова не сказали друг другу. Но все равно этот день был какой-то особенный. Мне нравилось, как Николай Максимович объяснял урок по физике, как Валя Черемухин решал у доски задачку, нравилось, что дежурные хорошо намочили тряпку, и она так чисто стирала написанное мелом, что доска блестела, как на солнце. Уроки мне показались короткими.

На другой день я выгладил штаны, галстук, начистил гуталином ботинки.

По расписанию я и Олег Корольков — мой сосед по парте — были в тот день дежурными. На переменке Олег ушел в учительскую за мелом, а я открыл окно, чтобы проветрить в классе. По улице шли люди, проезжали машины и автобусы. Из коридора слышались голоса, топот и смех ребят. И только в классе никого не было. Я пощупал землю в горшочках с цветами, поднял кусочек мела с полу, заметил в проходе между партами бумажку и от нечего делать пошел поднять ее. И тут я увидел… На откинутой крышке Любиной парты я увидел слова, которые вырезал когда-то перочинным ножиком: «ЛЮБКА — ЯЗВА».

Кажется, что здесь такого? Сколько раз я видел эти слова. И ничего. Ну, неприятно немного, и все. Отвернешься — и забудешь. А тут…

Я быстро опустил крышку — до того было противно.

Весь следующий урок я придумывал всякие планы, как избавить Любу от этой парты. Заменить ее парту чьей-нибудь другой? Не выйдет. Уже пробовали. Взять из соседнего класса? Тоже не выйдет. Все равно узнают, приволокут на место, а Любе еще и попасть может ни за что ни про что. Вот если бы с другого этажа взять… Так разве дотащишь один по лестнице…

И вдруг мне пришла блестящая мысль. Хорошо, парту заменить нельзя. И не надо. Зато можно сменить крышку. Отвернуть винты, и все в порядке! Привинчивай крышку к какой угодно парте. Эту — туда, а эту — сюда. Но опять сомнение взяло: а если все-таки поднимется шум? Откуда, скажут, такая крышка взялась? Начнутся разговоры… Нет, не годится…

Выход я все же нашел. Он оказался очень простым: надо самому сделать крышку. Как я раньше не додумался! Возьму доску, обстругаю ровно, закруглю один угол, покрашу — и готова крышка.

На переменке я поскорее выпроводил всех из класса. Олега послал хорошенько намочить тряпку и еще принести мела. Как только он ушел, я вынул линейку, смерил длину, ширину и толщину крышки Любиной парты. Потом вырвал из тетради чистый листок, приставил его к углу крышки, точно наметил — в каком месте проделать дырочки для винтов, обвел карандашом закругление.

Последний урок я сидел будто на иголках — все ждал, когда прозвенит звонок. Где взять доску, я знал. В соседнем с нами доме живет плотник дядя Сергей, у него и попрошу.

Но дяди Сергея дома не оказалось. Сын его Левка — самый хитрый и плаксивый мальчишка с нашего двора — сказал, что отец придет вечером. До вечера, понятное дело, я ждать не мог.

— Левка, — спрашиваю, — у вас доски есть?

— О! — говорит Левка. — У отца сколько хочешь досок!

— Ты бы, — говорю, — дал мне кусок доски.

— Это можно, — ответил Левка и повел меня в чулан. Там всяких досок и чурбаков целая гора была сложена. Я сразу выбрал подходящую доску.

— Вот эту, — говорю, — дашь?

— А ты мне что дашь? — спросил Левка.

Я пожал плечами. А Левка продолжал:

— Знаешь, сколько кубометр досок стоит? Думаешь, рубль, два? Как бы не так! Двадцать рублей за хорошие доски платят.

— Денег у меня нет, — сказал я.

— А что есть?

Я стал вспоминать: компас есть, цепь от велосипеда, шарикоподшипник…

— Цепь не надо, — сказал Левка. — А подшипник и компас принеси. Посмотрю.

Пришлось сходить домой. Жалко было шарикоподшипника. Новый, блестящий. Я был уверен, что Левка выберет его. Так и получилось. Левка покрутил подшипник, поморщился и положил его в карман. Потом осмотрел компас, опять поморщился.

— Мало за такую доску, — вздохнул он и стал поглаживать доску рукой. — Сухая, выдержанная! Эх, досочка!

— Ты что же, — испугался я, — и подшипник и компас берешь?