Владимир Степаненко - Компасу надо верить

Мы неторопливо зашагали к себе на Встреченку. По дороге присматривались к старым ветлам, домам, искали следы боев.

Я вспомнил свою поездку в Корочу. Почему Витька до сих пор не написал мне? Удалось ли ему отыскать окоп, где стоял папин танк в засаде?

Заяц неожиданно предложил:

— Юр, давай разделимся и сейчас пойдем. Возьмем по одной стороне улицы. Ты согласен?

— Идет.

Настя Вяткина с Машей Шустиковой остались со мной: нам досталась речная сторона.

Федя со своими ребятами ушел к горам.

В первом доме нам не повезло. На дверях висел большой замок. Потом мы нерешительно остановились перед беленькой хаткой под соломенной крышей. Распахнулись створки окна, и круглолицый мужчина позвал нас:

— Что остановились? Заходите!

Мы, сбиваясь, торопливо рассказали о цели нашего прихода.

— Войной интересуетесь? — переспросил мужчина. — Лучше ее не вспоминать. — Показал рукой на большой портрет в рамке. — Старшего сына потерял на войне. Самого три раза ранило. Инвалид теперь. — Потрепал меня по плечу. — С твоим отцом, Мурашкин, в один день получили повестки из военкомата. А бои я помню… И танки помню… Один стоял у железнодорожного переезда… А второй на дороге, да-да, это точно…

Мы поблагодарили хозяина дома и собрались уходить.

— Можно записать вашу фамилию? — спросила Настя.

— Гвардии старшина Иннокентий Спиридонович Коновалов. Возьмите в компанию. Интересно мне послушать, что будут рассказывать. Историю я пишу Встреченки.

Мы переходили из одной хаты в другую. Жители неохотно вспоминали о войне. Почти каждой семье она принесла горе. Женщины плакали: вспоминали своих погибших сыновей, мужей.

— Не надо, хлопчики, войны, — сказала, утирая слезы, старая женщина. — Живите себе да радуйтесь. И слышать я не могу о войне! По сынам все слезы выплакала!

…На следующий день в школе мы рассказывали, что удалось узнать.

Больше всех повезло Феде Зайцеву. Он раздобыл где-то старую фотографию.

Федя торжественно положил находку на учительский стол и гордо посмотрел на меня.

— Танк видели?

— Где взял? — спросила недоверчиво Маша Шустикова. — Думаешь, фашистский?

— Фашистский. С крестом. На наших звезды рисовали! После войны сын Варвары Егоровны сфотографировал.

— Может быть, этот танк подбил бронебойщик? — спросил я, едва сдерживая волнение.

Я взял фотографию. На круглой башне торчал рисованный крест.

— Юр, правда, это фашистский танк? — Федя выжидающе уставился на меня. Он признавал мой авторитет и нетерпеливо ждал ответа.

— Фашистский танк. Разве не видно креста? Он на дороге стоял. За танком деревья видно.

— Хватит врать! — громко засмеялся Баскет. — Правда, Колька? Врет Мурашкин?

— Врет! — как эхо, отозвался Колька Силантьев и раскатисто захохотал.

От неожиданности я растерялся. Так и не понял, как очутился Баскет с Колькой Силантьевым у нас в классе.

— Танк стоит на дороге! Бронебойщик подбил!

— Врешь, Мурашкин! Какой бронебойщик? Ты видел? — Баскет ткнул в меня пальцем.

Я не мог позволить Баскету оскорблять неизвестного солдата-бронебойщика. Он стоял насмерть и подбил фашистские танки. Один — на дороге, второй — у железнодорожного переезда. Я точно знаю. Он был из Москвы… Звали Володей.

Я подлетел к Баскету и со всего размаху ударил его по лицу. Баскет пошатнулся. Бросился на меня. Я тут же получил от него удар левой в глаз, а когда заморгал — еще один, в нос. Тарлыков умел драться. Его кулаки наносили мне чувствительные удары. Скоро он загнал меня в угол.

— Не сдавайся, Юра! — крикнула Настя Вяткина, подбадривая меня. — Дай Баскету!

Я рванулся вперед и вошел в кольцо рук Баскета. Уперся ему головой в грудь и лупил куда попало. Теперь его длинные крюки не доставали меня.

Ребята наперебой давали мне советы.

— Юрка, бей правой!

— Сунь апперкотом!

— Юра, сзади Колька! — испуганно взвизгнула Настя.

Настя вовремя предупредила меня об опасности. Я успел отскочить. Кулак Кольки Силантьева просвистел рядом с ухом. Крепко уперся ногами в пол и нанес Кольке ответный удар в подбородок, вложив в него всю силу.

Колька грохнулся на пол.

— Колобок!

— Директор! — закричали ребята.

Но было поздно. Андрей Петрович, запыхавшись от быстрого бега, влетел в класс. Маленькие черные глазки угрожающе блестели за стеклами очков.

Вид Баскета не напугал Колобка. Темный синяк под глазом у Кольки Силантьева заставил его поморщиться. Наверное, мой вид был самым устрашающим, и круглые щеки Андрея Петровича налились кровью. Но меня это не испугало. Я готов был драться еще сто раз подряд и защищать честь своего бронебойщика.