Иван Лазутин - Суд идет

— Когда вы писали объяснительную записку, то в личной беседе с директором магазина, гражданином Ануровым, вы заявили, что деньги вам срочно понадобились для того, чтобы купить курортную путевку своему другу. Он в это время был болен.

Ольга твердо посмотрела в крохотные зрачки прокурора и ответила:

— Чего вы от меня хотите?

— Искреннего признания.

— В чем?

— Для кого вы покупали курортную путевку на казенные деньги?

Теперь уже в Ольге заговорила женщина, которую хотят унизить в ее самых чистых и возвышенных чувствах.

— Вы перешли грань официального допроса и вмешиваетесь в мою личную жизнь. Больше я не желаю отвечать на этот вопрос.

Внешне Богданов был спокоен, но где-то в глубине его маленьких зрачков кипела досада. Его раздражало, что он так долго возится с девчонкой, которая, как он полагал, должна на пятой минуте разрыдаться и выложить все, что у нее на душе.

— Спрашиваю в последний раз: зачем вам потребовались деньги? — раздраженно спросил Богданов.

Вновь перед глазами Ольги встал образ Виситы, и она решила солгать. Причем делала она это с легким сердцем, чувствуя какое-то удивительное облегчение от этой лжи.

— Я хотела купить себе шубу. Мое пальто было старенькое, и мне стыдно стало в нем ходить.

— А Анурову вы сказали совсем другое.

— Я уже не помню, что я ему говорила тогда.

Богданов встал, прошелся по комнате и снова сел за маленький следовательский стол.

— Подумайте, гражданка Школьникова, может быть, на этот вопрос вы ответите по-другому. Я еще не записал в протокол ту ложь, которая вам может очень повредить. А правда, та правда, которую вы так упрямо скрываете, вас спасет. Ведь следствию известно, что на эту ошибку вас толкнуло благородное побуждение. Вы спасли жизнь любимого человека, который впоследствии мог оказаться подлецом. Об этом заявил и Ануров, об этом же говорила Мерцалова.

— Вы говорите неправду! — вспыхнула Ольга и даже несколько приподнялась с табуретки. — Лиля этого никогда не скажет! Я ее знаю. — И Ольга твердо верила, что Лиля ни за что не скажет о сердечной тайне своей подруги.

Богданов сидел с поджатыми губами и чиркал на клочке бумаги уродливую карикатуру.

— Так что же: шуба или курортная путевка? Ложь или правда?

— Шуба! — спокойно ответила Ольга и вызывающе-горделиво подняла голову.

Богданов помолчал, потом тихо, стараясь быть проникновенным, заговорил:

— Скоро вас будут судить. На сегодняшнем допросе вы сами подрубили под собой сук. Для ясности я вам приведу один простой пример. За рулем сидит пьяный шофер. Он уже успел нарушить правила уличного движения, ему свистит орудовец и хочет задержать его. Но шофер скрывается и, чтобы замести следы, решил кривыми переулками улизнуть от наказания. Скрываясь, в горячке и растерянности он сбивает человека, наносит ему телесные повреждения. Здесь он уже совершает преступление. Такого шофера судят и дают ему десять-пятнадцать лет тюрьмы. Но могло бы быть все по-другому. Он не совершил бы преступления, если бы остановился по первому знаку орудовца. — Богданов встал из-за стола и подошел к окну. — А вот другой пример. Представьте себе, на шоссе выскочила с мячом девочка. Выскочила и чуть не попала прямо под колеса идущей на полном ходу машины. Шофер резко тормозит, пробует отвернуть машину, но дорога оказалась скользкая. Переднее колесо с силой ударяется о бруствер панели, машина переворачивается и сбивает идущего по тротуару человека. Шофер жив и здоров. Он трезв. На нем нет лица. А человек лежит на тротуаре, он мертвый. Как вы думаете — здесь другая картина? Кто несет больше ответственности перед законом: первый шофер, о котором я вам говорил, или второй?

Ольга молчит.

— Так вот, если бы вы сегодня сказали правду о тех казенных деньгах, которые вы брали год назад из кассы универмага, чтобы спасти человека, — суд посмотрел бы на это одними глазами. Вы бы расположили его к себе. Если же вы будете доказывать, что государственные деньги были похищены…

— Почему похищены? — встрепенулась Ольга.

— Да, да, похищены, суд это так и квалифицирует! Нет вам никаких скидок, и нечего вам ждать смягчающих вину обстоятельств. Наоборот, это только будет раздражать членов суда. Подумайте еще раз хорошенько, и вот вам ручка, можете своей рукой внести в протокол допроса все дополнения и исправления. — Богданов пододвинул на край стола протокол и авторучку.

Потупившись, Ольга сидела молча. Что она еще могла добавить? В голове ее все кружилось, и то, что несколько минут перед ней вырисовывалось и осознавалось отчетливо, теперь дробилось и лишалось ясного смысла и значения. Единственным желанием ее было — скорей бы кончался этот нудный допрос, который подтачивал в ней последние силы и все больше и больше пугал ее!