Оскар Уайлд: Флорентийская трагедия

Должник ваш вечный. И с минуты этой

Мой дом и все, что видите вы в нем,

Вам одному принадлежит.

Сто тысяч!

В смятении мой разум. Я теперь

Богаче стану всех других купцов.

Сады и виноградники, и земли,

Все ткацкие станки, весь жемчуг,

Таящийся во мгле морей арабских,

Все это будет мне принадлежать.

О щедрый принц, признательность моя

Границ не знает. Что б ни попросили

Вы у меня, я все готов отдать.

Гвидо

А если попрошу отдать мне Бьянку?

Симоне

Вы шутите, синьор, она не стоит

Вниманья принца. Создана она,

Чтобы вести хозяйство и сидеть

За прялкою. Не правда ли, жена?

Так за работу! Женщине нельзя

Быть праздной в доме. За работу, Бьянка!

Безделье рук опустошает сердце.

Иди же к прялке!

Бьянка

Что должна я прясть?

Симоне

Ну... одеяние, которое могла бы

Носить печаль; иль в сборках балахон,

В котором будет плакать нежеланный

Покинутый младенец; или саван,

В который можно было б завернуть

Умершего. Что будешь делать ты

Мне все равно.

Бьянка

Нить рвется постоянно,

А колесо устало оттого,

Что беспрерывно кружится. Сегодня

За прялку я не сяду.

Симоне

Пустяки!

Ты завтра будешь прясть. Должна встречать

Ты каждый день за прялкой. Так Тарквиний

Лукрецию увидел. Может быть,

Она его ждала, кто знает? Слышать

Не мало любопытного о женах

Мне довелось.

Теперь, мой принц, скажите,

Что нового? Я слышал будто в Пизе

Какие-то английские купцы

Шерсть продавать хотят по низким ценам

И обратились в Синьорию с просьбой

Помочь им в этом. Где же справедливость?

Или купец купцу другому - волк?

И может чужестранец в наших землях,

Добившись привилегий, нас лишить

Законной выгоды?

Гвидо

Что мне за дело

До всех купцов и выгод их? Иль должен

Я спорить с Синьорией из-за вас

И на себя напяливать одежду,

В которой вы, ведя свои дела,

Стараетесь друг, друга одурачить?

Нет, мой Симоне, у меня другие

Заботы есть.

Бьянка

Прошу вас, мой синьор,

Простите мужа моего, чье сердце

Волнует только купля и продажа

И чья душа - на рынке днем и ночью;

По-своему он честный человек.

(Обращаясь к Симоне.)

Тебе не стыдно? Милостивый принц

Пришел к нам в гости, ты же пристаешь

К нему с делами.

Симоне

О, прошу прощенья.

Поговорим о чем-нибудь другом.

Я слышал, что Святой Отец отправил

Письмо во Францию, прося у короля

В Италии порядок навести;

А это хуже внутренних раздоров

И больших жертв потребует от нас.

Гвидо

О, нам король французский надоел:

Всегда грозит прийти и не приходит.

Нет, мой Симоне, что мне до него!

Имеются дела и поважнее.

Бьянка

Ты докучаешь гостю. Ведь король

Французский нас интересует так же,

Как и твои английские купцы.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Симоне

Так вот в чем дело! Значит, мир огромный

Размеры принял комнаты моей?

И только три души остались в мире?

Да! Временами со вселенной то же

Бывает, что и с тканью, если в чан

Красильщик неумелый ткань опустит.

Пришло такое время. Пусть пришло!

И пусть вот это жалкое жилье

В подмостки превратится, на которых

Властители земные умирают,

Пусть бог на карту ставит нашу жизнь.

Зачем так говорю я, не пойму.

В пути устал я. Конь мой по дороге

Три раза спотыкнулся, ну, а это

Добра не предвещает никому.

Увы, синьор! Плохая сделка жизнь,

И жалок тот базар, где нас купили:

Рождаемся - мать плачет, умираем

Никто о нас не плачет. Нет, никто.

(Уходит в глубину сцены.)

Бьянка

Он говорит, как истинный торгаш.

Его я ненавижу. Только низость

Печать свою оставила на нем.

Рука его, охваченная дрожью,

Желта, как лист увядший. С языка

Срываются дурацкие слова

И разливаются потоком.

Гвидо

Бьянка,

Не стоит он того, чтобы о нем

Ты думала. Он просто честный плут,

Набитый изреченьями, в которых

Все сводится к тому, что продавать

Дороже надо, покупать дешевле.

Таких красноречивых дураков

Еще я не встречал.

Бьянка

О, если б смерть

Взяла его!

Симоне (возвращаясь)

Кто говорит о смерти?

Что делать ей в веселом этом доме,

Где только муж, его жена и друг

Навстречу вышли б ей. Пускай она

Идет в дома, где низость и измена,

Где женам надоели их мужья

И где жена, отдернув занавеску

Супружеского ложа, предается

На оскверненной грязной простыне

Преступной похоти. Увы, мой принц,