Сигрид Унсет - Венец

- Но ты ведь и сам не возьмешь меня, - сказала Кристин.

- Нет, возьму! - коротко ответил Симон. - Если ты думаешь иначе, то передумай...

- Эрленд, сын Никулауса, и я поклялись друг другу нашей христианской верой, - дрожа, сказала Кристин. - Если нам с ним не удастся вступить в брак между собою, то никто из нас никогда не будет иметь мужа или жену...

Симон долго молчал. Наконец с трудом проговорил:

- Тогда я не понимаю, Кристин, что ты хотела сказать, говоря, что он не сманивал тебя и ничего не обещал тебе, - он сманил тебя, заставив выйти из-под воли всех твоих родных!.. Подумала ли ты, какого мужа ты получишь, выходя за человека, который взял себе в любовницы чужую жену, а теперь хочет взять в жены невесту другого?..

Кристин проглотила слезы и прошептала хриплым голосом:

- Ты говоришь это, чтобы сделать мне больно.

- Ты думаешь, я хочу сделать тебе больно? - тихо спросил Симон.

- Все это произошло бы не так, если бы ты... - нерешительно сказала Кристин. - Ведь тебя тоже не спрашивали, Симон, твой и мой отцы сговорились об этом между собою. Все было бы совсем иначе, если бы ты сам выбрал меня!..

Симон всадил кинжал в скамейку с такой силой, что тот так и остался стоять. Немного спустя он вытащил его и попробовал вложить обратно в ножны, но кинжал не входил, потому что у него согнулся кончик. Тогда Симон снова стал перекладывать его из одной руки в другую.

- Ты сама знаешь, - сказал он тихим, дрожащим голосом, - ты знаешь, что солгала сейчас, говоря, что все было бы иначе, если бы я... Ты отлично знаешь, о чем я хотел говорить с тобой... много раз... когда ты меня так встречала, что я не был бы мужчиной, если бы мог все-таки сказать... после того... хотя бы кто попробовал вырвать у меня эти слова раскаленными щипцами...

Сначала я думал, что это был тот умерший мальчик. Я решил, что надо оставить тебя на некоторое время в покое... Ты меня не знала... Мне казалось, что было бы грехом смущать тебя... так скоро после его смерти. Теперь я вижу, тебе не нужно было столько времени, чтобы забыть - А теперь... а теперь... теперь...

- Да, - спокойно промолвила Кристин. - Я понимаю, Симон. Теперь мне нечего ждать, что ты останешься моим другом.

- Другом!.. - Симон коротко и странно засмеялся. - Или ты так нуждаешься в моей дружбе?

Кристин покраснела.

- Ты мужчина, - тихо сказала она. - И уже достаточно взрослый - можешь сам решать в деле своего брака...

Симон острым взглядом окинул ее. Потом рассмеялся, как прежде.

- Понимаю! Ты хочешь, чтобы я сказал, что это я хочу... чтобы я взял на себя вину за разрыв договора?.. Если ты действительно тверда в своем желании, если ты смеешь и хочешь довести дело до конца, то я сделаю это, тихо сказал он. - Я скажу это и дома своим родным и всем твоим - кроме одного. Своему отцу ты должна сказать всю правду, как она есть. Если хочешь, я сам передам ему это от тебя и облегчу для тебя задачу, насколько могу, но Лавранс, сын Бьёргюльфа, должен знать, что я никогда не хотел отступать ни от одного своего слова, сказанного ему.

Кристин крепко схватилась обеими руками за край скамейки: эти слова ей было слушать больнее всех других речей Симона Дарре. Бледная и испуганная, подняла она на него свой взор. Симон встал.

- Нам пора вернуться, - сказал он. - Пожалуй, мы немного озябли, и ты и я, а сестра-монахиня сидит и ждет нас с ключом... Я дам тебе неделю, чтобы поразмыслить над всем этим, у меня есть кое-какие дела в городе. Я приду сюда поговорить с тобой перед отъездом, но, думаю, что тебе вряд ли особенно захочется видеться со мной до этого срока.

VIII

Кристин сказала себе, что теперь по крайней мере с этим покончено. Но чувствовала себя смертельно усталой, разбитой и болезненно тосковала по объятиям Эрленда.

Она пролежала без сна большую часть ночи и решилась на то, о чем прежде никогда не смела и подумать, - послать кого-нибудь к Эрленду. Нелегко было найти человека, который взялся бы исполнить это. Сестры белицы никогда не выходили из монастыря, да Кристин и не знала никого из них, кто мог бы взяться за такое поручение. Мужчины, исполнявшие разные работы в монастырском поместье, были людьми пожилыми и редко подходили близко к домам монахинь, исключая тех случаев, когда надо было поговорить с самой аббатисой. Разве только Улав... Это был мальчик-подросток, работавший в саду; он был приемным сыном фру Груa с тех пор как его нашли в одно прекрасное утро на церковной лестнице новорожденным младенцем. Говорили, ото его матерью была одна из сестер белиц; она будто бы должна была принять пострижение, но, просидев шесть месяцев в темнице - как говорили, за дерзостное непослушание, причем в ту самую пору, когда был найден ребенок, - она получила одежду сестры белицы и с тех пор работала на скотном дворе. Кристин часто думала в последние месяцы о судьбе сестры Ингрид, но ей не представлялось случая поговорить с ней. Было опасно довериться Улаву - он был еще ребенком: фру Груа и все монахини при встрече с мальчиком всегда разговаривали и шутили с ним. Но Кристин подумала, что ей теперь уже не приходится бояться риска. И дня два спустя, когда Улав шел утром в город, Кристин поручила ему передать в Акерснес, что Эрленд должен найти какой-нибудь способ, чтобы встретиться с ней наедине.