Михаил Воронецкий - Новолунье

— А тесно все же живут, — со вздохом сказала Степанида.— Корове, скажи, так и повернуться негде. Что они, скот не держат, что ли?

Тетка Анна усмехнулась.

— Дураков не сеют, они сами родятся, — сказала она устало, но, как мне показалось, с удовольствием.

— Дом весь теткин был. И ограда вся ее была. До продажи. Гошка уехал на Урал, и она за ним. Да не пожилось там. Вернулись. А дом уже продали, да и деньги просвистали. На квартире сперва жили. А потом узнали, что у хозяина, которому дом продали, сын отделился. Построился на заимке. А старикам куда ж такая изба. Вот они и продали полдома.

— Значит, деньги-то остались, — зевая, сказала Степанида, — не все проездили.

— Где там, — махнула рукой тетка Анна, — по договору живут. Выплачивают каждый месяц. Да долго еще платить. Старики-то цену заломили вдвое выше ихней. Нашим бы не брать, да тетка Дарья в слезы, упросила Гошку. Шибко уж по своему дому скучала. Хоть полдома, да свои.

Щелкнула калитка, вошел в ограду высокий парень — черноглазый, с черными кудрявыми волосами.

Тетка Анна, увидев его, всплеснула руками:

— Чистый отец. Ни дать ни взять. Говорят, цыган он был, дядя Яков. — И спросила на всякий случай: — Так ты Егор будешь?

— Я… Георгий, — сказал парень, чуть улыбнувшись.

— Ну, тогда отворяй дверь. Пристали мы. Весь переулок пешком прошли.

— Погодите, — подошел Георгий к крыльцу, — надо сначала познакомиться…

— Ты про Анну Чугунекову слыхал? — спросила тетка Анна.

— Слыхал.

— Ну, так вот я и есть твоя родня.

Георгий протянул ей руку, подошел к Степаниде.

— А это Ганьки Кузькина хозяйка. С Маньчей-то они разошлись, а это сынок Маньчи. — И обратилась ко мне: Миня, подойди, поздоровайся с дядей.

Я не сдвинулся с места, зачарованно глядел на дядю-цыгана, улыбался. Георгий сам подошел ко мне, подхватил под мышки и, как маленького, поднял над головой.

— А ты что такой легкий? — спросил он, ставя меня на крыльцо. — Ростом большой, а весу совсем нет.

— Без ласки родительской, — вздохнула тетка Анна.

Я заметил, как вспыхнуло лицо Степаниды, хотела, видно, что-то сказать, но промолчала и только бросила на тетку Анну сердитый взгляд. Тетка ничего не заметила, продолжала, вздыхая, рассказывать:

— Ганька завербовался. На лесоразработках теперь. Деньги шлет, а сам не едет. Вот они и живут втроем с дедушкой. Думаем погостить у вас оставить. Пока своих-то нет?

— Нет. Да если б и были… Я на него вес нагонять буду. Станешь со мной в рейс ездить, — сказал Георгий, обращаясь ко мне. — Ты как, насчет шоферов не брезгуешь?

Вошли в дом, разделись, а Георгий залез ка скамью, пошарил на полатях и взялся за скобу.

— Я пошел, а вы отдыхайте. Мать должна подойти, и Валька тоже. Старуха моя. А мне надо кое-куда.

Часа через полтора я опять увидел Георгия. Мы втроем — тетка Анна, бабушка Дарья и я — перед вечером пошли в магазин. Когда свернули на главную улицу, я увидел новенький грузовик. Он тихонько полз нам навстречу, из окна кабины высунулась черная голова дяди-цыгана. Он улыбался. Поравнявшись, Георгий притормозил машину, крикнул:

— В магазин? Я через часик буду. Готовьте ужин.

Но его не дождались ни через час, ни через два.

Поужинали, поговорили и легли cпaть. Я лежал на диване, а бабы постелили себе на полу. В соседней комнате спала Валька — жена дяди-цыгана.

Женщины еще с полчаса поговорили и затихли. Но я не спал. Обдумывал все, что нынче довелось узнать о бабушкиной родне. Я слышал, что говорили тетка Анна с бабушкой Дарьей до возвращения с работы Вальки. При Вальке бабушка Дарья уже не рассказывала о себе, а все больше расспрашивала тетку Анну и Степаниду. Я понял, что бабушка Дарья с Валькой не в ладах. А когда понял, мне расхотелось оставаться здесь гостить.

Сначала мне казалось, что женщины уснули. Но вскоре бабушка Дарья заговорила в темноту:

— А у меня утром так сердце закипело. Ну, говорю, Нюрча, наверное, приедет. Больше некому. Воспомнила тебя, раздумалась... Тоже жизнь несладкая.

Тетка Анна вздохнула (она, оказывается, тоже не спала, думала), ответила:

— Нет, я на жизнь не сержусь. Здоровье есть. Мне бы вот только Миньку подрастить, а там и помирать можно.

— Минька что… он теперь вырастет, — сказала бабушка Дарья.

«А ведь она ей верит, — думал я, — думает, что она взаправду обо мне заботится. И Степанида ей верит. Эх, дал бы бог, чтоб у бакенщика лодку украли. Вот красота! Месяц-другой пожить без тетки Анны…» Но тут я вспомнил, что остаюсь гостить и долго не увижу тетку Анну, и простил ей всю неправду, что говорит она.