Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Взгляд темных глаз Суонсона был мрачен. Он согласно наклонил голову.

– Губернатор, сегодня я приехал сюда для того, чтобы подкупить вас, если это возможно. Я не согласен с вашими идеалами; в конечном счете, я не верю, что они будут работать. Я также убежден, что не верю в большинство вещей, в которые верите вы сами. По сравнению с другими людьми я симпатизирую и сочувствую вам. Я одолжу вам эти сто тысяч долларов, даже двести, триста или четыреста тысяч долларов, если вы пожелаете. Вы можете не возвращать мне ни одного доллара или вернете, если сможете. Поступайте, как вам удобно. В этом черном портфеле, который судья Диккеншитс вчера принес сюда и оставил в вашем сейфе, находится триста тысяч долларов наличными. Он не нашел в себе мужества упомянуть об этом. Подпишите этот законопроект и позвольте мне разгромить людей, которые стараются разгромить меня. Я поддержу вас в будущем любыми деньгами или влиянием, какие смогу обеспечить в любой политической борьбе, в какую вы пожелаете вступить на уровне штата или всей страны.

Глаза Каупервуда сияли, как у большой добродушной овчарки. В них был намек на глубокое сочувствие, понимание и даже на философское восприятие неописуемых вещей.

Суонсон привстал со своего места.

– Но вы же на самом деле не имеете в виду, что собираетесь открыто подкупить меня? – поинтересовался он. Несмотря на желание разразиться моральными наставлениями самого серьезного толка, он на мгновение осознал точку зрения собеседника. Они шли разными путями и в разные стороны, но во имя какой высшей цели?

– Мистер Каупервуд, – продолжал губернатор, и выражение его лица напоминало физиономию с одного из офортов Гойи. – Полагаю, мне следовало бы негодовать и возмущаться, но я не могу. Я понимаю вашу точку зрения. Мне очень жаль, но я не могу помочь ни вам, ни самому себе. Мои политические убеждения вынуждают меня наложить вето на этот законопроект; если я предам их, это будет моей политической кончиной. Наверное, меня больше не изберут на пост губернатора, но это тоже не имеет значения. Я мог бы воспользоваться вашими деньгами, но не буду этого делать. А теперь я хотел бы пожелать вам всего доброго.

Он медленно двинулся к сейфу, открыл его, достал портфель и положил на стол.

– Вы должны забрать это, – добавил он.

Двое мужчин какой-то момент с печальным любопытством смотрели друг на друга: один с тяжким грузом финансовой, политической и моральной ответственности на душе, другой с непоколебимой решимостью найти свой успех даже в поражении.

– Губернатор, – произнес Каупервуд самым искренним и спокойным тоном, – вы еще увидите другие выборы и другого губернатора, который подпишет этот или другой законопроект. Очевидно, что этого не произойдет в эту сессию, но так будет. Я еще не закончил, потому что мое дело честное и справедливое. После того, как вы заблокируете наш законопроект, приходите ко мне, и я одолжу вам сто тысяч долларов. Если пожелаете.

Каупервуд вышел из комнаты. Суонсон наложил вето на его законопроект. Известно, что впоследствии он занял сто тысяч долларов у Каупервуда, чтобы спастись от разорения.

После известия о том, что Суонсон отказался подписать законопроект и что у законодательного собрания не хватило мужества для преодоления его вето, Шрайхарт и Хэнд удовлетворенно потирали руки.

– Ну вот, Хосмер, – сказал Шрайхарт на следующий день, когда они встретились в своем любимом клубе «Юнион», – похоже, мы достигли некоторого прогресса, не так ли? Нашему другу не удалось провернуть свой маленький фокус, верно?

Он торжествующе улыбнулся своему грузному угрюмому коллеге.

– Да, на этот раз. Интересно, что он предпримет в дальнейшем.

– Не знаю, что он может предпринять. Он хорошо понимает, что не может получить концессии без компромисса, который съест его прибыль, а если это случится, он не сможет продать акции «Союзной транспортной компании». Эта законодательная махинация должна была обойтись ему в триста тысяч долларов, и чего он добился? Новые сенаторы от штата, если я не сильно заблуждаюсь, будут опасаться всего, что хоть как-то связано с ним. Крайне маловероятно, что кто-то из политиков в Спрингфилде рискнет снова попасть под огонь прессы.

Шрайхарт чувствовался себя необыкновенно могущественным. Еще бы, ведь его теория о газетной огласке как о панацее от всех бед доказала свою эффективность. Хэнд, более угрюмый и отзывчивый на неопределенность в мелочах, чувствующий подводные течения, питавшие и размывавшие почву под ногами, был доволен, но не уверен в окончательном успехе.