Андрэ Моруа - Письма незнакомке

– У Колетт своя жизнь… Мы ей больше не нужны.

– Что правда, то правда… Тем более я должен принять меры, чтобы тебя обеспечить…

Они снова замолчали, потому что машина въехала в полосу более густого тумана, но вот Валентина заговорила еле слышно:

– Конечно, если моя злая судьба захочет, чтобы я пережила тебя на несколько месяцев, я буду спокойней, если у меня… О нет, только не завещание… Мне бы чудилось в нем дурное предзнаменование… Ни в коем случае… Просто бумага, где было бы оговорено, что Прейсак со всеми его угодьями остается в моем полном пожизненном владении. Наш зять очень мил, но он из рода Савиньяков… Он пошел в отца… Любит землю… Он, пожалуй, способен округлить свои земли за счет моих, а меня отправит доживать век в каком-нибудь жалком домишке подальше от этих мест… Мне было бы очень больно…

– Это надо предотвратить… – сказал Гастон, слегка помрачнев. – Я готов подписать любую бумагу и, если хочешь, даже завещать тебе Прейсак… Но только законно ли это? Не превышает ли стоимость Прейсака размера твоей доли наследства?

– Немного превышает, но все легко уладить, – сказала Валентина. – Если только ты пожелаешь.

– Как? – спросил он. – Разве ты уже советовалась с нотариусом?

– О нет, что ты! Как-то случайно, – ответила Валентина.

В 18… году один студент остановился перед витриной торговца картинами на улице Сент-Оноре. Там было выставлено полотно Мане [34]«Шартрский собор». В те времена работы Мане вызывали восхищение лишь у нескольких любителей живописи, но, видимо, у прохожего был недурной вкус: картина произвела на него чарующее впечатление. Несколько дней приходил он полюбоваться на нее. Наконец осмелился войти в лавку и спросить, какова цена работы.

– Право же, оно висит здесь уже давно. Готов уступить его вам за пару тысяч франков.

У студента такой суммы не оказалось, однако он принадлежал к довольно зажиточному роду из провинции. Когда он собирался уезжать в Париж, то услышал от одного из дядей: «Мне известно, что представляет собой жизнь молодого человека. В случае крайней надобности пиши». Студент попросил торговца подождать с продажей картины неделю и написал дяде.

У молодого человека была в столице любовница, которая скучала, будучи замужем за человеком старше себя. Она была несколько вульгарна, довольно глупа, зато весьма хороша собой. Вечером того дня, когда студент поинтересовался ценой полотна, она сказала ему:

– Завтра приезжает моя подруга по пансиону, она специально едет из Тулона, чтобы повидаться со мной. У мужа нет времени, чтобы нас сопровождать, я на вас рассчитываю.

На следующий день приехала подруга, и не одна, а в сопровождении приятельницы. И студенту пришлось в течение нескольких дней повсюду сопровождать дам. Да еще за все платить: обеды, фиакр, посещение театров – на все это ушла сумма, которой обычно ему хватало на месяц. Он занял денег у приятеля и стал уже тревожиться, но тут от дяди пришло письмо. С ним было прислано две тысячи франков. У студента отлегло от сердца. Он уплатил долг и сделал подношение своей пассии. А «Собор» был куплен одним коллекционером, который завещал свою коллекцию Лувру.

Прошли годы, студент превратился в прославленного писателя, постарел, только не сердцем: он по-прежнему способен восторгаться пейзажем или женщиной. Часто, выйдя из дому, он сталкивается с пожилой дамой, живущей по соседству. Эта дама – его бывшая любовница. Ее лицо изменилось до неузнаваемости: под когда-то необыкновенными глазами набухли мешки, верхняя губа увенчана седыми волосками. Передвигается она с большим трудом, ноги плохо ее слушаются. Писатель хотя и раскланивается с ней, но на ходу; ему известен ее злобный нрав, а потому его коробит воспоминание о том, что когда-то он ее любил.

Когда он бывает в Лувре, что случается не часто, то поднимается в зал, где выставлен «Собор». Он долго созерцает полотно и вздыхает.

В коробочке, сделанной из двух стеклянных пластинок, скрепленных с помощью клея и полосок бумаги, копошились чем-то занятые крошечные коричневые уродцы. Продавец насыпал им песку, они проделали в нем ходы, сходящиеся в центре, где можно было увидеть более крупную особь, которая почти не двигалась. Это была Королева, подданные почтительно кормили ее.

– С ними никаких забот, – сказал продавец. – Надо лишь раз в месяц капать по капле меда в это отверстие… По одной капле, не больше… Муравьи сами перенесут и распределят мед.