Марко Сосич - Балерина, Балерина

Сейчас все смеются. Сречко — очень громко.

И потом он должен чего-нибудь выпить, говорит Луция, и вот он уже навеселе. Ох, Балерина, Балерина, вот что бы ты сказала, а?

И я смотрю на ее тапочки с бабочкой, такие же как у меня.

Я ему говорю, продолжает Луция, музыку послушай. Если уж ничего делать у тебя не получается, если даже за хлебом сходить не можешь, слушай музыку, так ведь?! Куда уж тут денешься, ему нравится! Сильвестер был точно таким. Орган и ничего больше. В церкви целый божий день… За органом. И этот точно такой, как Сильвестер. Земля ему пухом, он ведь пенсию мне оставил.

Я смотрю в сторону окна. Слышу шаги. Знаю, это Йосипина. Она всегда бежит, моя сестра.

Вечером, когда мы смотрим с мамой в окно, в комнате, где я сплю, и мама говорит тихо, она мне рассказывает, что Йосипина тайком ходит к жене часовщика гладить. Говорит, что муж не разрешает ей гладить и хочет, чтобы она была дома, но она все равно ходит, тайком. Мама говорит, что ее муж большой и сильный. Я не знаю, кто он. Сегодня его на кухне нет. Его никогда нет. Только Йосипина, она прибегает иногда. Что-нибудь поест и бежит назад. Мне еще две простыни осталось, говорит Йосипина, и потом бежит. Погладит две тряпки и бежит домой. Мама рассказывает, вечером у окна над каштаном, что ее муж был на корабле, когда была война, стрелял в самолеты, и что по ночам он беспокойный, потому как все еще видит их в небе — и стреляет в них из постели. Мама говорит, что он итальянец, потому что его зовут Джакомино.

Сейчас она здесь, на кухне, Йосипина. Дышит. Глубоко. Улыбается. Подходит ко мне. С днем рождения, Балерина, произносит она и дает мне букет цветов. Она рассказывает, что это тюльпаны. Ох, какие красивые, восклицает Элизабета и укладывает руки на колени. Мне пришло письмо, говорит Йосипина потом и дышит. От Альберта. Из Австралии, прибавляет она. Что пишет, спрашивает Карло. Я смотрю на нее. Ее глаза светятся. Говорит, что приедет через годок. В гости. И садится. Никто не откликается. Вечером, когда мы стоим у окна с мамой, мама рассказывает, что Альберт когда-то тоже охранял лес, как Карло. Потом, говорит она, он уехал в Австралию с одной синьориной из Истры. И потом плачет, мама. Еще она рассказывает, что затем Карло начал охранять лес, и так у него появилась работа. Вот как, потому что другого не нашлось.

Теперь мы все собрались, говорит мама на кухне. И приносит на стол сотейник. Папа смотрит в окно, я его вижу.

Что, синьорина тоже приедет с ним? — спрашивает он.

Про это ничего не написал, отвечает Йосипина.

И потом все молчат. Мы сидим за столом. Сречко тихо смеется, потом смеются все, и мы едим, все. И смеемся.

Потом больше не смеемся. Только едим. Суп. Я крепко сжимаю ложку рукой, зачерпываю, втягиваю в себя. Папа говорит, чтобы я ела медленно. Я бы встала на цыпочки там, в углу. Я бы пела. Но я не пою. Я хочу забрать его суп. Я хватаю его. Держу его за ухо. Я думаю про почтальона, про Луну, думаю, что на Земле больше не будет места, что нам нечего будет есть. Хлебаю суп. Быстрее. И все еще за ухо держу его, он мой папа.

Потом будет торт. После обеда. Потом придет Иван. Мама говорит, что сейчас он в школе. Говорит, что я тоже была там. Не сейчас. Потом. Они сказали, что потом я пойду опять в школу, что я должна еще вырасти. Когда я буду большая, я пойду в школу, сказали они, говорит мама. Вечером, когда мы с мамой смотрим в окно, она рассказывает мне, что есть еще время. Когда будет новый день, говорит мама, тогда я пойду в школу.

Папа берет меня за руку и кладет ее на стол. Я вижу его, как он трогает ухо. Ему больно. Я смотрю на Элизабету. Я вижу маму. Я не знаю, кто мама, а кто Элизабета. У нее тоже волосы собраны в пучок. Я смотрю на ее руки. Она говорит, что они грубые. Я знаю, как Элизабета живет, потому что меня к ней возит Карло, когда мама устала, когда говорит, что она меня любит, но ей нужно отдохнуть. И Карло тоже говорит, что маме нужно отдохнуть, что она не может мыть меня каждый день, собирать осколки тарелок вокруг двери и петь. Мама поет со мной, и тогда мне больше ничего не страшно. Знаю. В прихожей мы стоим вдвоем и поем. Обе. Держимся за руки и поем. Громко. В прихожей. Я и мама. Потом мама становится уставшей, и Карло везет меня на машине к Элизабете.

Вечером, когда с мамой мы стоим у окна, она мне рассказывает, что они с Элизабетой вместе пришли в Триест. Из Айдовщины. В Триест. Когда были еще почти девочками. Мама говорит, что они с Элизабетой убирались в домах у других людей. Что они стирали, готовили и гладили, как Йосипина. Только не тайком. И потом мама ходила за молоком в этот дом, где мы сейчас, рассказывает она. За молоком для хозяйки, у которой гладила, и однажды ей сказали, чтобы она еще приходила, за молоком, что приедет Франц, что он красивый и что они поженятся. Потом мама говорит, что его я тяну за ухо. Мама рассказывает, что он играет в карты в деревне, в баре. Что он и в Венецию ездит играть. Сейчас уже больше нет, потому что старый, прибавляет мама. Мама говорит, что гондолу с лампочками, которая на грундиге в кухне, привез папа. Франц. Когда-то.