Марко Сосич - Балерина, Балерина

Во-оларе, о, о! Кантаре, о, о, о, о…

Теперь мы с ней в прихожей, обе. Держимся за руки и поем.

Нель блю дипинто ди блю, феличе ди старе ласу…

У мамы красивый голос. Я слышу его и тогда, когда она не поет, когда ничего не говорит. Здесь, внутри его слышу. Она держит меня за руку и поет. Посреди прихожей. Закрывает дверь. Мама называет ее — главная дверь. Подожди, говорит она. Запирает ее. Я больше не вижу двор. Чтобы соседи не рассердились, добавляет она, и мы поем дальше, во весь голос, потому что сейчас дверь заперта. Если со мной поет мама, мне ничего не страшно.

Она держит меня за руку и ведет на кухню. Мы поем. Ведет меня к стулу. Я сижу. Пою. Мама меня гладит по спине, поет со мной. Я не вижу ее лицо, только дверь вижу. Прихожую. Там нет света. Мама кладет на стол стопку бумаг. Она говорит, что это журнал, я могу его полистать. Доменика дель коррьере, называет его мама. Я знаю, так уже было. Доменика дель коррьере, произносит она, и потом я листаю. Она говорит, чтобы я посмотрела, что происходит в мире. И ты мне что-нибудь расскажешь, говорит она. Я листаю и пою. Теперь потише. Я рассматриваю лица. Женские, мужские. Я не знаю их. Никогда они еще не были у нас. Потом я уже больше не листаю. Оборачиваюсь к окну. Я вижу их во дворе. Все еще там. Смотрят в сторону кухни. Элизабета, Карло, Сречко, Луция, Иван. Йосипины нет. Знаю, что она убежала, что вышла за дверь еще раньше.

Вечером мы стоим с мамой у окна. За мной кровать. Я знаю, что мама отведет меня в кровать. Скоро. Сейчас мы здесь, у окна. Внизу двор, каштан, где спят птицы. Они уже собираются. Я вижу их. Вижу листья кроны, они шевелятся. Я смотрю за каштан, дальше. Мама говорит, что это луг, что потом холмы и потом горы. Мама говорит, что рядом с горами есть долина и что она родилась как раз там, в этой долине, которую я не вижу. Рядом с горами. Мама всегда рассказывает, когда мы стоим перед окном, и перед тем, как она отведет меня в постель. Видишь? Это Чавен, там рождается ветер, говорит она. И там, видишь? Это Ангельская гора, вон та, синяя, видишь? Вижу. Молчу.

Там мой самый прекрасный день, прибавляет она. Он остался там. Рано утром мы пошли с Элизабетой гулять. Прямо туда, на Ангельскую гору. И вдруг, говорит она, вдруг мы увидели луг, большой, огромный, конца которому не было видно. И луг был весь усыпан цветами. Все было белым, как снег… И потом мы ступали между цветами, я и Элизабета, и это было так замечательно, что я не могу тебе передать, рассказывает она. Потом мы собрали букет, большой букет… И было так замечательно, ужас как хорошо, так хорошо, что я не могу тебе описать.

Там мой день, говорит она и отводит меня в кровать. Я укладываюсь. Сегодня был твой день, Балерина. Засыпай и ни о чем не думай. На лице я чувствую ее руки. Я смотрю на нее, как она склоняется надо мной. Целует меня. За ней я вижу окно. Я знаю, что птицы уже спят, что я тоже засну и мне будут сниться сны. Мама говорит, что мне будут сниться сны и что все будет хорошо.

Я описалась, сейчас. Я чувствую, что писаю. Мне холодно. Я не хочу открывать глаза, не хочу смотреть в окно. Я слышу шаги. Я знаю, что мама прикрывает дверь. Я в кровати. Я слышу, что она подходит ближе. Доброе утро, Балерина, говорит она. Нам надо переодеться, сегодня новый день. Знаю. Я хорошо знаю, что теперь новый день, потому что я пописала и потому что утро. Мама обтирает меня. Полотенцем. Оно грубое. Мне больно. Потом она надевает на меня носки. Я знаю, что теперь зима.

Вечером, когда мы с мамой стоим у окна, у каштана нет листьев и птицы больше там не спят. Она надевает мне носки, мама, и гладит мои пальчики. Ох, красавица моя, Балерина, говорит она, сейчас мы их намажем, как и каждый вечер, твои пальчики, ты знаешь. Иначе ты не сможешь больше танцевать, говорит она. Смотри, какие они, наверняка они у тебя болят. И гладит их мне. Пальчики. Ступни.

Сейчас я на кухне. Сижу за столом. Смотрю на дверь. Папа в прихожей, курит и смотрит на двор. Пепел у него летит на пол. Он стоит и смотрит. Мама крошит хлеб в чашку кофе передо мной. Я смотрю на кофе с молоком, смотрю на кусочки хлеба, как они в него падают. Хватаю ложку, черпаю. Втягиваю в себя. Жую и смотрю в прихожую. Папа смотрит на двор. Потом он берет шляпу с вешалки и надевает ее. Смотрится в зеркало, которое висит на гвозде. Тихо. Ничего не говорит. Не смотрит на меня. Из прихожей выходит во двор, я вижу его, он уходит. В бар, говорит мама. Я знаю, что к обеду он уже будет дома. Знаю, что я ухвачу его за ухо. Со всей силы буду держать. Сначала я буду в углу, на цыпочках. Я буду большая, потом будет обед. И я буду держать его за ухо, чтобы ему было больно, потом.