Роберта Ли: ЛЮБИМАЯ БАЛЕРИНА

– Последний акт! Новички на выход!

Голос распорядителя, вызывающего артистов на сцену, разнесся по пустым коридорам театра. Дверь гримерной распахнулась, и оттуда высыпали стайки оживленно болтающих девушек в пышных ярко-белых пачках. Балерины начали спускаться вниз, резкий, неровный свет на лестнице придавал их лицам нереальное выражение, делая глаза огромными, губы необычно яркими, подчеркивая густой слой румян на щеках.

Девушки подошли к кулисе и остановились в ожидании первого аккорда оркестра. Когда грянула музыка, они, словно легкокрылые бабочки, выпорхнули на сцену, забыв об усталости, и отдались танцу, невесомо взлетая и мягко касаясь пола пуантами. Воздушные юбочки поблескивали в свете рамп. Танцовщицы закружились в пестром хороводе, взявшись за руки.

Но вот музыка смолкла, занавес упал, и одна за другой белые фигуры покинули сцену, оставив все аплодисменты на долю исполнителей главных партий.

Девушки устало поднимались в гримерную, тяжело переводя дыхание.

– Я просто не в состоянии это выдержать, а ты, Люси?

– Нет, но я умираю с голоду, и если нас хорошо покормят, я согласна пойти на прием.

– Можешь положиться на Мими. Ей приятно думать, что она угощает будущую Фонтейн!

Приободрись, подруга, скоро все будет позади.

Слова сочувствия были адресованы миниатюрной девушке с золотистыми волосами, туго стянутыми над высоким лбом. Чуть выступающие скулы и мягкие очертания подбородка придавали ей чуть печальный вид, который еще больше подчеркивали миндалевидные карие глаза и нежные пухлые губы. Она была хорошо сложена, с узкими плечами и бедрами, и издали похожа на мальчика. Ее голос был тихим и нежным, как и она сама.

– Я просто устала, вот и все. После того как ты ушла сегодня утром, мадам Молина еще два часа продержала меня у станка.

– Это все Пирз. Уверена, он хочет дать тебе партию.

– Молина этого не говорила. Еще бы чуть-чуть, и она назвала меня слонихой. В конце концов, все это перешло в испытание на выносливость.

Все тело Люси болело от напряжения, и она медленно поднималась по лестнице, мечтая о своей тихой комнате в пансионе мамаши Кромарти. Но Мими Делфонт была богатой покровительницей балетной школы, и если кто-нибудь из балерин не пойдет на вечер, устроенный ею, мадам Молина потребует более веского объяснения, чем простая усталость.

Вернувшись в гримерную, девушки принялись расшнуровывать пуанты, снимать прочие наряды. Люси уселась у длинного, ярко освещенного стола и стала смывать грим. Яркие краски смешивались, превращаясь в грязное месиво, под которым просвечивала удивительно прозрачная кожа.

Без грима и в простом золотисто-желтом платье, немного темнее волос, Люси выглядела не такой заметной и броской, как в своей пышной балетной пачке, и яркая губная помада еще больше подчеркивала ее бледность. Заколов длинные волосы, волнами падающие на плечи, двумя черепаховыми гребенками, она присоединилась к остальным девушкам и села в одно из такси, заказанных мадам Молиной по просьбе Мими Делфонт.

Похожий на дворец дом их покровительницы уже был полон гостей, и приглушенный разговор смешивался со звоном бокалов и хлопаньем пробок от шампанского. Мими Делфонт приветствовала молодых балерин, пригласила их к столу и, решив, что выполнила свой долг, вернулась к ведущим артистам труппы.

Оглядев подсохшие сандвичи, Люси забралась в угол и взяла у проходившего мимо официанта бокал шампанского. Она быстро опустошила его, надеясь, что усталость пройдет, но вместо этого у нее закружилась голова. Комната медленно поплыла перед глазами, и бедняга уже начала подумывать, как бы уйти незамеченной, когда кто-то взял ее за руку и подвел к стулу.

– Осторожно! Вы побледнели…

Люси благодарно опустилась на стул и взглянула на своего спасителя. Это был высокий молодой человек лет тридцати, с прямыми черными волосами, высоким лбом и тонкими чертами лица. У него были карие глаза и густые брови, придававшие лицу суровое выражение, которое тут же смягчила ласковая улыбка.

– Я испугался, что вы упадете прямо к моим ногам, – сказал он. – Принести вам выпить?

– Я уже выпила, и вот что получилось. У меня было так много работы, что не осталось времени поесть.