Феррейра Кастро - Сельва

Спешившись, Каэтано двумя прыжками преодолел невысокую лестницу и вбежал прямо в кухню, еле переводя дух.

— Сеу Жука! Сеу Жука! Он здесь?

— В конторе, — ответил Жоан.

Хозяин диктовал письмо фирме-поставщику в Белене, когда Каэтано ворвался к нему, словно подхваченный вихрем тревоги:

— Разрешите?

— А, Каэтано! Входи.

— Как поживаете? Хорошо? И сеу Геррейро? И вы?

Увидев его разгоряченное лицо, все поняли, что он явился с каким-то неотложным сообщением, и окружили его, в то время как Жука спрашивал:

— Что случилось, Каэтано? Что случилось?

— Исчез Мандука, и похоже, что индейцы тут ни при чем… Я прошел всю его тропу и не заметил никаких следов. К тому же в хижине не хватает вещей, которыми никто, кроме него, не пользовался.

— Выходит, сбежал?

— Боюсь, что да…

— Вот кто, значит, украл лодку, — сказал холодно Жука Тристан, обращаясь к Геррейро.

— А, вы уже знаете?

— Знаю, что у меня украли лодку и что это не мог быть никто иной, кроме какого-нибудь мошенника-кабры. А другие?

— Другие… В Попуньясе один только Зе Прегиса. Прокопио убили индейцы…

— Ну, это мне известно. А Зе Прегиса?

— Он там. Сказал, что Мандука не вышел на работу ни в воскресенье, ни вчера. Я еще подумал, что он, может, где-нибудь валяется пьяный, но тогда он не унес бы ни гамак, ни свои вещи…

На веранде послышались еще чьи-то шаги, и тут же показалась худая фигура Балбино.

— Ну вот еще… Сбежал кто-нибудь, Балбино? — спросил Жука Тристан, прежде чем тот заговорил.

— Да, сбежал. Вы уже знаете?

— Только один?

— Трое. Двое из Игарапе-ассу и тот, что оставался в Тодос-ос-Сансос, — Фирмино. А из Попуньяса тоже кто-нибудь сбежал?

— Мандука, — сообщил Каэтано.

Стоя вместе со всеми, Алберто слушал тревожные новости, стараясь держаться естественно и придав лицу подобающее случаю выражение.

Жука пришел в ярость:

— Собаки! Мошенники, бесстыжие кабры! Воры! Кормились за мой счет, а потом сбежали, чтобы не заплатить! Что вы на это скажете, сеу Геррейро?

Бухгалтер под взглядом Алберто ответил неопределенным жестом.

— Вы должны мне сказать, сколько за ними числится.

— Хорошо. Алберто! Посмотрите, пожалуйста, их счета…

Каэтано спросил Жуку:

— Вы не подозреваете, куда они могли сбежать?

— А кто их знает! Скорее всего вниз по реке, тогда ведь не надо грести. Но там все серингалы истощены… Не знаю! Если они отправились в Умайту, кум Баселар наверняка схватит их и посадит в тюрьму. Но если вверх по течению… Вчера здесь проходил катер из Каламы. Я сообщил его капитану приметы нашей лодки и попросил, если он ее увидит, задержать всех, кто в ней окажется, и отвезти всех в ближайший серингал. Когда Жоан сказал мне, что цепь была перепилена, я сразу понял, что сбежал кто-то из серингейро.

— А, значит, они перепилили цепь?

— Да, перепилили. И взяли лучшую лодку.

Алберто докладывал, сколько за кем числится.

— Мандука должен конто семьсот двадцать три… Фирмино — конто двести… Еще кто?

— Ромуалдо и Анисето, — ответил Балбино.

Алберто снова перелистал книгу:

— Ромуалдо — два конто шестьсот сорок…

Жука опять взорвался:

— Два конто шестьсот! Собака! Собака! И я еще жалел его! Я в самом деле дурак! Он пришел ко мне и так плакался, я ему одних пилюль против лихорадки дал целую прорву! Чтоб он подох, чтоб его черти взяли! Дурак я, дурак, вот как он мне отплатил!

После минутного молчания послышался голос Алберто:

— Анисето должен восемьсот девяносто…

— Восемьсот девяносто… Конто! С двумя и шестистами того, другого, это почти четыре конто. Сколько должен Мандука?

— Конто шестьсот…

— Пять с лишним конто! А Фирмино?

— Конто двести…

— Шесть конто! Почти семь конто пропало! Я здесь убиваюсь, в разлуке с женой и сыном, чтобы эти собаки так меня обкрадывали! Ворье! Ворье! А я мог бы преспокойно отдыхать на своей фазенде на острове Маражо! Ну, только попадись они мне!

Никто не осмеливался произнести ни слова. В страшном волнении, размахивая руками, толстогубый Жука метался по комнате и наконец остановился перед Балбино и Каэтано:

— Ладно, пошли.

Оттуда, с веранды, он еще крикнул Алберто:

— Я закончу диктовать письмо потом. Сейчас не могу ни о чем думать. Слышите?

— Да, сеу Жука.

В конторе остались только Геррейро и Алберто.

— Вот черти! Вот черти! — проговорил бухгалтер, берясь снова за гроссбух.

Алберто тщетно пытался сосредоточиться на записях, которые он должен был внести в книгу. Что думает обо всем происшедшем сеньор Геррейро? Одобряет он побег или нет?