Феррейра Кастро - Сельва

Обнаружив племянника, он бросился к нему, полный решимости и благожелательности:

— Не сразу тебя нашел, нужно было разобраться со счетами. Как всегда, остался должок в мою пользу. Но это так, мелочь. Не стоит из-за этого беспокоить Балбино. Этот черт из Маргариды всегда ошибается… — И, оглядевшись кругом, заметил: — Да, неважно у вас здесь. — Он еще раз обвел взглядом палубу и сочувственно изрек: — Это всегда так. Пока пароход не отчалит, никто не может расположиться так, как ему хотелось бы. Раньше, чем мы распрощаемся, я должен поговорить с Балбино, — может, ему удастся устроить для тебя питание с камбуза первого класса. Не вешай носа, парень!

Но поскольку Алберто оставался безучастным, Маседо продолжал с неловкой настойчивостью:

— Послушай, я видел очень многих людей, которые уезжали вот так же, как ты, а возвращались с толстой мошной первым классом.

На лице Алберто появилась ничего не выражающая улыбка, но он продолжал молчать, не отрывая взгляда от ярко освещенного трапа.

Суета на пароходе становилась все оживленнее. Матросы и палубные грузчики непрерывно опускали в глубокие люки ящики, тюки, бочки. И, как всегда, при этом отправлении гайол, поставщиков амазонской сельвы, плавучих складов самых разнообразных товаров, самых неожиданных предметов, на них уже начало не хватать места. И тогда капитан, привыкший справляться с трудностями, решительно приказал, чтобы большие бутыли и другие хрупкие товары были отнесены наверх и помещены в спасательные шлюпки, в туалет, под обеденный стол, повсюду, где имелось хоть немного места, которое можно было занять. Услышав приказание, матросы с бутылями за спиной растянулись плотной раскачивающейся вереницей вдоль палубы; они поднимались по трапу наверх, затем поворачивали, огибали углы, лишь бы не помешать сеньорам из первого класса, пока, наконец, не освобождались от ноши на последнем юте.

Решив, что ему пора уходить, Маседо, несмотря на демонстративное молчание племянника, развел свои толстые руки в широком объятии:

— Ну, прощай! Надеюсь, что ты будешь счастлив.

— Спасибо.

— Да, кстати! Ты сообщил о своем отъезде матери?

— Да, я ей сегодня написал.

— Хорошо, хорошо. Если тебе что-нибудь отсюда потребуется, ты дай знать. Годом раньше, годом позже, но ты здесь появишься с хорошими деньгами. Прощай! Прощай!

И он поспешно ушел, протискивая с трудом свой живот сквозь толпу сеаренцев [8] Сеаренцы — жители штата Сеара́. .

Алберто, все еще ошеломленный всем происходящим, оглядел окружавших его незнакомых людей, кое-как притулившихся среди этого хаоса.

Перекрывая царящий на палубе грохот, раздался гудок буксира. В мозгу Алберто проносились бессвязные слова, отрывочные фразы: «Да, сеньор, я уже там был», «Это в Умайте, там доктор Басела»; а в глаза лезли буквы, написанные на ящиках и бочках, которые заглатывал трюм: «Три дома Машадо. Порт Вельо»; «П. С. Калама»; «Болаш Андерсен», «Палмейра э а Мел. Б. А. Б.»; «Бьющееся. Л. М. В. Г. Маникоре»; «В. Содре Борба»; «Абел Жамари».

Запыхавшись, прибывали новые и новые пассажиры. На третьей палубе людская толпа сгущалась все больше и больше, и матросам, чтобы пробиться сквозь почти сплошную массу, приходилось, не тратя времени на слова, работать локтями.

Все это скученное стадо вело себя, однако, смиренно и тихо, со страхом вспоминая свое путешествие из Сеары сюда.

Трюмы уже были заполнены доверху; немного погодя смолкли подъемные крапы и лебедки; закрылись трюмные люки.

Одна из пароходных труб испустила два свистка, поддержанных пароходным колоколом. Провожающих и гостей предупреждали об отплытии.

Проворно замелькали по сходням ноги. Многие из тех, кто был на пароходе, сошли на берег. И в последний раз пароход наполнился прощальной разноголосицей.

Когда закрылись люки трюмов, на третьей палубе места стало немного больше, и некоторые из уроженцев сертана начали привязывать свои гамаки.

Снова послышался гудок парохода — три прощальных сигнала, которые заглушили доносившийся откуда-то докучливый плач ребенка.

— Убрать трап!

На носу тоже передавались команды на берег, где отдавали концы, и толпа на берегу, жестикулируя, переговаривалась громкими голосами с отплывающими.

«Жусто Шермон», переполненный до отказа, выставив на палубах все, что не вошло в трюмы, начал свой очередной рейс к Мадейре. Пароход отчаливал медленно: капитан Пататива, обретая все большую славу непревзойденного мастера своего дела, одновременно проявлял все большую осторожность. За кормой винт вспенил несколько раз воду, затем несколько раз замер: пароход не мог продвинуться сразу резко вперед, иначе он задел бы за причал или ударил и помял корму гайоле, стоящей чуть-чуть поодаль.