Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

— А какие у тебя с ним отношения?

— Ни плохие, ни хорошие. Мы просто знакомы. Он всегда приветливо со мной здоровался. У меня никогда не было с ним столкновений.

— В таком случае у тебя есть шансы.

— Думаю, что есть.

— Ко-о-фе! — крикнул Маркос.

Седрон вернулся в гостиную.

Совершенно очевидно, что результатом всего этого явилась отмена конституции, получить которую нам стоило большого труда и которую одобрили все делегаты, избранные кубинским народом. Итак, обманута великая мечта о народном волеизъявлении. В эти минуты меня переполняет глубокая гражданская скорбь. И я выражаю эти чувства от имени всех кубинцев, которые лишены возможности высказать свои чаяния громко, чтобы все о них услышали.

Луис Даскаль шел по улице Л. в сторону Двадцать третьей улицы. Все было как обычно. Проезжали битком набитые автобусы; на углах их поджидали новые пассажиры; продавцы торговали лотерейными билетами; кафе были открыты, там пили прохладительные напитки; солнце стояло невысоко, время жары еще не наступило. Все было спокойно, все шло своим чередом, как всегда, на углу улицы Л. и Двадцать третьей Даскаль сел в двадцать шестой автобус. Никто не разговаривал, пассажиры ехали молча, и даже шофер с кондуктором не обменивались привычными замечаниями, а это давалось им нелегко, если учесть сложившуюся ситуацию.

Сначала Даскаль читал объявления на потолке автобуса: «Оптический магазин «Очки», «Фотостудия Нуньеса», «Ешьте шоколад «Кресто», а потом стал разглядывать оформление реклам и не отрывался до тех пор, пока автобус не остановился на углу Пасео и Линеа. Выйдя, он побрел по солнечной стороне.

Даскаль зашел в кафе и по телефону позвонил Карлосу. К Сарриа он идти не хотел: боялся встретиться с Алехандро или Кристиной. После того несчастного случая — если его можно было так назвать, — после того случая в доме Мендосы он не звонил Кристине, да и она как будто не интересовалась им. Карлос сказал, что можно встретиться в «Эль Кармело».

Он появился там с толстым томом под мышкой, и, когда положил его на стол, Даскаль тайком прочитал название: «От Нью-Дил к Пирл-Харбору». Они заговорили о перевороте, и Карлос рассказал, что ему стало не по себе, когда он услышал об этом, но потом, за завтраком, он поговорил с отцом, и, пожалуй, тот прав: разложение на Кубе достигло такого предела, что уже пора кому-нибудь покончить с этим; гангстерство, хищение общественных богатств, демагогия рабочих — все это мешает развитию страны. Батиста даст мир и спокойствие кубинской семье. Батиста уважает традиции. У Батисты только один недостаток: стремление управлять, опираясь на силу, но, учитывая сегодняшнее состояние страны, этот его недостаток оборачивается достоинством. Даскаль сказал, что лично ему все равно — тот или другой, но по крайней мере переворот нарушил привычную рутину. Они решили проехаться на машине Карлоса, посмотреть, как выглядит Гавана.

Поток машин старался обогнуть полицейские участки. Мундиры на полицейских были расстегнуты в знак того, что они присоединились к перевороту. Луис с Карлосом поехали по Прадо в сторону Центрального парка и напротив президентского дворца увидели танки. Несколько полицейских машин прикрывали подступы к Капитолию. Чтобы попасть на Ведадо, они поехали по улице Королевы, до улицы Инфанты и свернули на Сан-Ласаро. Перед университетом грозно ощерились плоские морды броневиков; они дежурили под убаюкивающее бормотание радиоприемников, которое неслось из полицейских машин, — передавались шифрованные приказания. Возле альма-матер репродуктор выкрикивал лозунги против государственного переворота, но едва ли люди, спешившие по улице Сан-Ласаро, слушали их. Полицейские только расхохотались, когда репродуктор зычно выкрикнул: «Батиста — убийца Гитераса!»

Карлос пригласил Даскаля поехать к ним, разузнать, что нового. Но Даскаль соврал, что пойдет в редакцию и попробует что-нибудь узнать там. Он уже несколько дней не ходил на службу, ссылаясь на нездоровье, и его мать даже посылала записки сеньору Дуарте, в которых сообщала, что «сын тяжело болел гриппом, но теперь поправляется». Когда они проезжали по Набережной, Карлос сказал, что думает поехать в Нью-Йорк учиться живописи. Хочет поступить в Академию изобразительных искусств, чтобы только вырваться отсюда. Отец не особенно в него верит и на его призвание к живописи смотрит косо. Но тут он себя чувствует худо. К тому же в последнее время мать с отцом что-то ссорятся, не разговаривают. Дома обстановка напряженная, и в довершение всего, пожалуйста, этот Батиста еще больше все осложнил. Даскаль сухо сказал, что, по его мнению, будет хорошо, если Карлос поедет в Нью-Йорк, и попросил подвезти его к дому Марии дель Кармен.