— А почему ты не будешь сражаться?
— Потому что, я думаю, это бессмысленно. Один другого стоит: что Прио, что Батиста — одинаковое дерьмо.
— А другой причины нет?
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего.
— Я еще в жизни не брал в руки оружия.
— Ну, это несложно.
— Может, я немного трушу. Ты это имел в виду? Что я трус? Может, и так. Не стану отрицать. Я не люблю насилия. Но скорее всего, я трус. А ты — нет?
— Нет, — сказал Маркос.
— Должно быть, приятно это сознавать и приятно доказать. По правде говоря, эта борьба меня ничуть не интересует.
— Ты всегда остаешься в стороне: будто ты выше всего происходящего и ни во что не вмешиваешься. А на деле просто оберегаешь свой покой.
— Пусть так, но то, что ты здесь, еще более противоестественно. Этого я никак не пойму.
— А ты знаешь, что некоторые даже ринулись в «Колумбию», чтобы присоединиться к перевороту?
— Не знал. Но вполне представляю.
— Это настоящие бандиты. В такой день, как сегодня, все мы должны бы отказаться от эгоизма.
— А ты, почему ты здесь, Маркос?
— Я здесь потому, что я нужен Кубе, сегодня нужен.
— Но это же дерьмо, все дерьмо.
— Ты не понял меня.
— А если кого-нибудь из студентов убьют? Ведь здесь есть и такие, что верят.
— Никто не умрет.
Тучный юноша с прыщавым лицом, задыхаясь, подошел к ним. Ребятам не терпелось: выбрали делегацию, которая пойдет просить оружие у начальника университетской полиции.
— Он вам не даст, — сказал Маркос, — не станет путаться в это дело.
— Он и сказал, что не даст, — ответил толстяк, — но некоторые из наших говорят, что надо бы отобрать силой. Как ты думаешь?
— Не знаю, пойдем, своими глазами посмотрим, что там.
Они вышли из буфета. На улице уже вовсю сияло полуденное солнце, но жара еще не наступила, и мягкий морской ветер шевелил листья лавровых деревьев. Подъехали три машины и остановились на улице, напротив факультета педагогики. Несколько человек вышли из машин и направились к центру площади Каденас.
Узнав их, Маркос Мальгор остановился.
— Давай-ка подождем здесь. Лучше не встречаться с ними, — сказал он.
— Что? — переспросил Даскаль.
Толстяк студент смешался с толпой, окружившей только что приехавших людей.
— Это Масферрер [107] * Масферрер Роландо — сенатор, один из приспешников Батисты. После победы народной революции бежал за границу, принимал активное участие в подготовке интервенции па Кубу.
. А второй — Эль Кампесино [108] * Эль Кампесино — прозвище одного из гангстеров, связанных с Масферрером.
.
— Тот, что был во время войны в Испании?
— Не понимаю, как он осмелился. Если бы сегодня здесь не происходило то, что происходит, он бы сильно рисковал: у него тут много врагов. Вот в это я уже вмешиваться не стану, — сказал Маркос.
Несколько студентов, отделившись от толпы, сели на лестнице факультета естественных наук. Масферрер, Эль Кампесино и их люди направились к входу в ректорат.
— Я ухожу, — сказал Даскаль.
— Почему? Может, оружие, которое обещал Прио, вовсе и не прибудет.
— Это дело гиблое, — сказал Луис, — и потом, все они одинаковое дерьмо. Сейчас на всей Кубе только Батиста знает, что делает.
Мимо пробежал студент, и Маркос остановил его, схватив за руку.
— Что там такое? Куда ты бежишь?
— Говорят, полки в Матансас и Ориенте капитулировали. Теперь в руках Батисты вся страна.
— Я ухожу, — сказал Даскаль.
— Оставайся, тут ты по крайней мере хоть что-нибудь поймешь.
— Нет, я ухожу.
Он несколько минут постоял в гараже, все еще колеблясь, пока наконец не выбрал автомобиль с частным номером. Вместе с ним сели его брат Антонио и сенаторы Техера и Мехиас. Позади следовала машина с правительственным номером 49, в которой находилась часть личной охраны президента.
Когда они прибыли на место, один из высших офицеров спросил, не отдал ли свергнутый президент каких-либо распоряжений относительно дворца.
— Отдал, — ответил контр-адмирал. — Он распорядился не отражать нападения.
— Теперь ты, должно быть, раскаиваешься, что не согласился на предложение Гарсии Монтеса договориться с ПЕД [109] * ПЕД — Партия единого действия, партия Ф. Батисты, выдвинувшая его кандидатом в президенты на выборах 1952 г.
,— сказала Ритика.
— Немногого стоит такая договоренность, — ответил сенатор Седрон, — вот Кастельянос…
— Алькальд?
— Да… У него было соглашение с Батистой, а несколько дней назад он его нарушил. Вот это самое опасное — Батиста злопамятен и гнева на милость не меняет.
Читать дальше