Пауза. И опять голос дочери:
— Хотя погоди… Кое-что, кажется, надо убрать. Ну, конечно! Здесь в шкафу экземпляр «Сьерра-Маэстры».
Шаги Ракели. Скрип дверцы шкафа.
Мать не шевелилась. Не меняя позы, она вдруг снова забормотала:
— Господи! Если бы это нашли у нас. Они бы нам задали. Не посмотрели бы, что мы женщины. Слава богу, что Ракель вспомнила! Ох, ведь я грязная и непричесанная. Надо вымыться и переодеться. Они, наверное, уже скоро придут. Нет, не стоит. Останусь как есть.
Из комнаты вновь донесся голос дочери, и старая София прислушалась.
— Вот, нашла. Возьми.
Голос мужчины:
— Больше ничего нет?
— Нет.
— До свидания и всего хорошего! Не бойся.
— Не волнуйся за меня. До свидания.
Стук каблуков дочери. Сюда идет, в кухню. София сделала вид, что поглощена стряпней. Вытерла лицо подолом платья.
— Мама… — начала девушка.
София быстро обернулась.
— Знаю, — сказала она сердито и печально. — Знаю. Придут с обыском, да? — Голос ее пресекся. — А ты уверена…
Она вдруг умолкла и только махнула рукой. Девушка ждала, пристально глядя на мать.
— Уверена в чем, мама? — наконец спросила она.
— Ну… Что у тебя нет такого, что могло бы… Нет ничего такого… Боже, рис пригорел!
Мать сняла кастрюлю с огня и, ожесточенно мешая рис деревянной ложкой, всхлипывая, запричитала:
— Мы пропали. Из-за тебя. Ты сумасшедшая девчонка. И я сошла с ума вместе с тобой! Мы уже почти в тюрьме. Женщин тоже сажают и пытают. Ох, господи, господи!..
Ракель смотрела на ее согбенную, маленькую фигурку, на жиденький пучок седых волос, лежавший на морщинистой шее, и сострадание и жалость наполняли ее грудь, не давая сказать что-нибудь в утешение.
— Я напрасно трачу слова… — Мать по-прежнему обращалась к кастрюле с рисом. — Надо сегодня же все сказать отцу… Да, сегодня же!
Она бросилась к двери и, взглянув на часы в комнате, совсем переполошилась:
— Уже половина первого! А Хуана нет… Что с ним могло случиться? Матерь божья, он, наверное, уже в тюрьме!
Она вплотную подступила к дочери и жестко бросила ей в лицо:
— Ты, ты в этом виновата!
Девушка, словно защищаясь, подняла руки.
— Нет, мама, нет! — крикнула она. — Не я… Это они виноваты во всем. Если бы не Батиста…
— Замолчи! — взорвалась мать, замахнувшись деревянным черпаком. — Ты виновата и только ты. Ты не дочь и не женщина. Женщины такими делами не занимаются. Только мужчины, и то бессовестные.
— Вот как? — насмешливо спросила Ракель.
— Да, так! Политика — дело грязное… Она для мужчин, а не для женщин!..
Девушка стояла, устало прислонившись к косяку двери, и не дрогнула даже тогда, когда мать замахнулась на нее. Но ее миндалевидные глаза смотрели смело и вызывающе.
— Так было раньше, мама.
— Сейчас тоже так. Всегда было так. Мужчины это мужчины, а женщины это женщины! Политика же всегда грязь!
— В том-то и дело. Мы больше не хотим грязи!
— Ну так пусть этим занимаются мужчины!
— Нет, мама. Сейчас мы равны. У нас одинаковые права и обязанности. Конечно, о нравах при Батисте не может быть и речи, но обязанности остаются.
— Что же это за обязанности, объясни, пожалуйста! — насмешливо поинтересовалась София.
— Бороться и умирать в борьбе!
— О господи! — простонала старуха.
Сгорбившись еще больше, она отошла к плите. Плечи ее вздрагивали.
— Не забудь, мама, — Ракель остановилась сзади нее, — не забудь, что они скоро придут. Держись твердо. Пусть эти бандиты и убийцы не увидят наших слез.
Они появились через полчаса. Перед домом остановился джип, и четверо бросились к дверям. Впереди полковник, за ним полицейский и двое солдат. С улицы, из окон, из-за калиток и заборов эту картину наблюдали десятки глаз.
Они ворвались в дом, точно свора бешеных псов. Яростно ругаясь, прикладами оттеснили обеих женщин в угол комнаты.
— Боже мой! — в ужасе стонала София.
Полковник вплотную подошел к ним.
— Суки! Кобылы! Смотри, старая потаскуха, если мы сейчас что-нибудь найдем, я живо вытру твои слезы! — рычал он. Потом кивнул своим людям: — Начинайте. Обыскать каждый угол в этой вонючей берлоге!
Они действовали как в бою. Атаковали по всем правилам шкафы, кровати, столы. Вспороли все подушки и матрацы. Разбросали и растоптали содержимое шкафов. Вздребезги разлетелся глиняный кувшинчик на столе, посыпались книги с полки. Маленькой статуэтке богоматери снесли голову: думали, что внутри она полая. Все прощупали, перевернули, осмотрели.
Читать дальше