Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

— Ну, вот что я тебе скажу: больше я не буду оставаться одна! — заявила она решительно. — Бери меня с собой в мастерскую.

— Это невозможно, Эмилия, пойми, — мягко, точно уговаривая ребенка, сказал Кико. — А кто будет готовить?

— Не знаю. Пообедаем в кафе. Одна я больше не останусь. Или уговори мать приехать сюда.

— Что? — Кико даже подпрыгнул от неожиданности. — Беспокоить старуху из-за твоих бредней? Да ты не рехнулась ли?

— Я схожу с ума от всего этого. И одна не останусь. Или бери меня с собой в мастерскую, или привези мать!

— Ну ладно… — Мулат уступал; почесывая живот, он косился на ноги жены. — Я схожу к твоей матери. А если она не сможет прийти? Ведь ей надо заботиться и о сыне и о внучке?

— Пусть они тоже придут. Еда и помещение найдутся.

— Еще бы, ведь мы миллионеры! — возмутился портной. — Сама знаешь, что дела наши плохи!

— Ты пойдешь за ними или нет?

— Да, да… Вечером, часов в шесть, схожу.

Женщина недовольно сморщилась.

— Почему так поздно?

— Но я же должен закончить костюм, Эмилия! Единственный за много дней…

— Ладно, пусть в шесть, — сказала она, снова вытягиваясь на постели. — Но возвращайся пораньше, чтобы не ходить в темноте по улицам.

— Будь спокойна. — Портной нервно ухмыльнулся. — Будь спокойна, в темноте мне гулять не захочется. К восьми буду дома.

Шагнув к двери, он пригладил волосы и заправил рубаху в брюки. Женщина продолжала лежать, уставясь в потолок.

Сидя за столом в кабачке китайца, негр видел через окно, как опустела улица под полуденным солнцем. Жара была еще более нестерпимой, чем утром, и пиджак огнем жег плечи. Но он не снимал его.

Кроме жары, мучил тошнотворный запах. Он уловил его еще утром, как только вышел на улицу. А вчера ему кое-что рассказал об этом шофер такси по дороге в гостиницу. Одни говорят, что это мертвецы напоминают о себе — взывают к жителям Сантьяго о мести. Другие утверждают, что это новое оружие повстанцев Фиделя Кастро. Они, мол, напускают газ из Сьерры. Шофер сказал также, что один пассажир, профессор университета, объяснил ему, будто бы этот запах несется с цементного завода. Там применяют какую-то вонючую кислоту. Во всяком случае, что бы там ни было — призыв мертвецов, секретное оружие или кислота, — это невыносимо. Еще одно несчастье среди многих других, обрушившихся на Сантьяго.

Когда он шел сюда, то лишь в одном месте видел скопление людей. На улице Марти, в сквере, у искрящегося фонтана, в чаше которого лежало каменное изваяние острова Кубы. Словно среди моря. Когда засоряются сточные трубы, остров в фонтане тонет. Сейчас он тоже тонет. В крови.

«Негры не воюют с Батистой!» Те, что проходят по улицам мимо него, тоже не воюют? Когда же они будут воевать? Многие, очень многие солдаты черные. Офицеры все белые. Черное, белое! Дело не только в цвете кожи: тот, кто назовет Батисту черным, сразу окажется в тюрьме или на кладбище. Эх, до чего нужна организация! Когда организуем рабочих, то поглядим еще, как выступят негры… Ну где же фасоль, рис и бифштекс?

Надо получше разобраться в здешней обстановке. Но для этого необходимо время. За полдня много не успеешь.

Опаздывает китаец с завтраком. «Негры не воюют с Батистой». Что за путаница у него в голове? Сказывается нависшая над ним опасность? Марксист не должен поддаваться таким мыслям. Спокойнее. Итак, Сантьяго превращается в большую могилу. Для кого?

Интересно, что с женой Кико? Из старых друзей Кико был единственным, кого он повидал. И то потому, что тот уже не был в партии. С другими, с членами партии, он не должен встречаться. На этот счет получены самые строгие инструкции. Он приехал, чтобы бороться вместе с молодежью, и не может подвергать себя и других риску, встречаясь с друзьями. Ведь за ними наверняка следят агенты Батисты.

Где же завтрак? А эта мулаточка семенит так, будто ее кто-то преследует. Интересно, те китайцы, что живут здесь, на Кубе, хотят ли они вернуться в Китай? Вот выстрел! Еще один. Совсем близко! Еще! Люди ложатся на пол. Так спокойнее… Еще выстрел… Это здесь, за стеной…

Улица наполнилась выстрелами. Их сухой треск сеял ужас. Прохожие рассыпались кто куда. Какой-то мужчина, сдерживая себя, идет шагом, но по его напрягшейся шее видно, как он боится. Он неотрывно смотрит туда, где за зеленым джипом присели, стреляя в сторону скверика, солдаты и полицейские.

Перед входом в кабачок китайца, размахивая руками, отчаянно кричит маленький мальчик:

— Мама! Ой, мама!