Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

Выражение ужаса не сходило с лица профессора.

— Вы должны меня хорошо знать, — настаивал Эспиноса. — Вы должны знать…

— Что же я должен знать? — прошептал профессор.

— Как вы думаете, я проговорюсь, если меня будут пытать?

С жадным нетерпением он ждал ответа. Профессор смотрел на юношу, как загипнотизированный На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Нет, — наконец произнес он тихо и твердо.

Юноша, успокоенный, почти счастливый, как бы стряхнув с себя муки сомнения, с любовью глядел на профессора. Тот тоже облегченно вздохнул, заражаясь спокойствием юноши.

— Ты сказал, что убил человека, — вдруг произнес старик.

Глаза Карлоса вспыхнули.

— Не человека — гиену!

— Пусть так, но во имя чего ты это сделал?

Юноша поднял руку.

— Во имя свободы! — ответил он.

— Во имя свободы, — повторил профессор задумчиво. — А что ты понимаешь под этим словом?

Юноша не медлил с ответом — горячие слова сами срывались с губ.

— Свобода — это значит говорить то, что хочешь, когда хочешь и где хочешь.

— Это и есть свобода? — удивился старик. — По-твоему выходит, что если нельзя оскорбить другого безнаказанно, то уже нет свободы; если тебе не позволят произнести ругательство, то…

Карлос поднялся и возразил раздраженно:

— Не надо, прошу вас. Я пришел к вам не для того, чтобы искать определение свободы. Я понимаю ее по-своему, и мне этого достаточно. Я хотел только знать ваше мнение обо мне на тот случай, если… Вы уверены, что я выдержу? Уверены?

Мрачная тень вновь легла на лицо профессора. Дрожащей рукой он вытер лоб. Глаза старика были влажны, но голос не дрожал, когда он ответил:

— Выдержишь.

А потом вдруг, вскочив с кресла, выкрикнул взволнованно и негодующе:

— Пытки! Убийства! До чего мы дошли! Это страшно…

— Борьба, профессор, — твердо сказал Карлос.

— Борьба, борьба! — передразнил старик. — Борьба за что?

Он безнадежно махнул рукой, снова сгорбился, обмяк.

— Борьба за свободу! — ответил Карлос.

Его лицо уже не было больше лицом больного. Оно словно освещалось огнем, пылавшим в его сердце. А сам юноша словно стал выше ростом.

— Покончим с Батистой, — твердо произнес молодой человек. — Покончим с воровством, убийствами, пытками. Покончим с вмешательством американцев, которые снабжают оружием Батисту. Дадим землю крестьянам. Сделаем так, чтобы на Кубе бедняки могли наконец жить как люди.

Профессор беспокойно заерзал в кресле.

— Иллюзии, — сказал он.

— Сейчас — может быть, — возразил Карлос. — Но они станут действительностью, когда мы покончим с Батистой.

— Но ведь людям нужны спокойствие, мир.

Юноша наклонился к профессору и пристально взглянул в его усталое лицо блестящими глазами.

— Оставим это, профессор, — мягко, но решительно попросил он. — Скажите… Значит, вы уверены, что я выдержку пытки и не заговорю?

— Да! Да! — крикнул старик истерически, снова закрывая лицо ладонями.

Женщина лежала на кровати, раскинув широко руки. Подол платья поднялся к коленям. Устремив в потолок глаза, она дышала тяжело и прерывисто, словно придавленная какой-то страшной тяжестью. Присев на край кровати, Кико смотрел на жену со смешанным чувством жалости и брезгливости.

Женщина жалобно всхлипнула. Кико взглянул на часы и встал.

— Тебе уже лучше. Ты целый час вот так пролежала, уставясь в потолок. — Кико говорил с плохо скрытой досадой в голосе.

— Но разве я виновата… — жалобно пролепетала женщина.

— Надо держаться, Эмилия… Нельзя так распускать себя.

Сложив руки на груди, женщина гневно сверкнула глазами.

— Я едва не умерла от страха за тебя, а ты еще злиться! Я же видела, как солдаты вошли в мастерскую… Эти убийцы… Думала, сердце разорвется от испуга.

Крепкая, стройная, она была лет на Пятнадцать моложе портного. В обрамлении очень черных длинных волос ее лицо сейчас казалось более светлым. Темные глаза возбужденно блестели, но она по-прежнему лежала не шевелясь.

— Глупости говоришь, — сказал Портной.

— Да, глупости… А если б с тобой что-нибудь случилось!

— Что со мной могло случиться? Я никому ничего не сделал и ни во что не вмешиваюсь! — проворчал Кико.

— Фелипе тоже ни во что не вмешивался, а его нашли с отрубленной головой…

Кико ударил кулаком по колену.

— Хватит! — взревел он. — Замолчи наконец!

Она резко поднялась и села, прислонившись к деревянному изголовью кровати. Подтянув колени к подбородку, обхватила их руками.