Ольга Токарчук - Веди свой плуг над костями мертвых

— Одного зайца могли не увидеть.

— Не увидеть! — воскликнула я. — Они стреляют во все, что движется. — На мгновение я замолчала, потому что почувствовала, что меня в грудь будто ударило большим кулаком. — Даже в Собак.

— Иногда сельские собаки загрызают животных. У вас тоже есть собаки и помню, что в прошлом году на вас жаловались…

Я замерла. Удар был болезненным.

— Нет у меня больше Собак.

Кофе был противный, растворимый. Я почувствовала в желудке острый спазм.

Согнулась пополам.

— Что с вами? Вам нехорошо? — спросила женщина.

— Нет, нет, пустяки, — сказала я, — у меня разные Болезни. Мне нельзя растворимый кофе, и вам не советую. Он вредит желудку.

Я поставила чашку.

— Так как? Вы напишете рапорт? — я спросила, как мне показалось, очень решительно.

Они снова переглянулись, и человек нехотя пододвинул к себе бланк.

— Ну, хорошо, — ответил он, и я почти услышала его мысли: «Напишу на отвяжись и даже не покажу никому», — так что добавила: «И пожалуйста, дайте мне копию с датой и вашей подписью».

Пока он писал, я пыталась как-то унять мысли, но они, видимо, уже превысили разрешенную скорость и неслись в моей голове, каким-то чудом проникая в тело, в кровь. Удивительно, но меня медленно, от стоп, от земли, окутывало удивительное спокойствие. Это был то состояние, которое я уже знала — состояние ясности, Гнев божий, ужасный, безудержный. Я чувствовала, как у меня чешутся ноги, как в кровь вливается откуда-то жар, и она течет быстро, неся это пламя к мозгу, и теперь мозг ярится, и кончики пальцев наполняются огнем, и лицо, и мне кажется, что все тело окутывает лучезарная аура, приподнимая меня вверх, слегка отрывая от земли.

— Посмотрите, для чего эти амвоны. Это зло, нужно назвать этот факт своим именем: коварное, жестокое, наихудшее зло — построить кормушки, насыпать туда свежих яблок и пшеницы, приманивать Животных, а когда они уже привыкнут, стрелять по ним из засады, с амвона, в голову, — начала я тихо, уставившись взглядом в пол. Почувствовала, что они с тревогой посмотрели на меня и продолжали делать свое. — Хотела бы я знать азбуку Животных, — продолжала я, — знаки, которыми можно было бы писать для них предостережения: «Не приближайтесь сюда». Этот корм несет смерть. Обходите амвоны издалека, из них к вам не обратятся с одним евангелием, не услышите оттуда хорошего слову, не обещать вам спасения после смерти, не смилостивятся над вашей бедной душой, потому что у вас нет души. Не увидят в вас ближнего своего, не благословят вас. Душа есть даже у самого отвратительного преступника, однако ты, хрупкая Косуля, и ты, Кабан, и ты, дикая гусыня, ты, свинья, и ты, собака, ее не имеешь. Убийство стало безнаказанным. А что стало оно безнаказанным — этого никто не замечает. А раз никто не замечает, то оно и не существует. Когда вы проходите мимо витрин магазинов, где висят красные куски изрубленных тел, разве вы задумываетесь, что это такое? Не задумываетесь, правда? Или когда заказываете шашлык или отбивную — что получаете? Нет в этом ничего страшного. Преступление признано чем-то естественным, оно стало общепринятым. Все его совершают. Именно так выглядел бы мир, если бы концлагеря стали обыденностью. Никто не считал бы, что в этом есть что-то плохое.

Так я говорила, пока он писал. Женщина вышла, и я слышала, как она разговаривает по телефону. Никто меня не слушал, но я продолжала эту свою речь. Не могла остановиться, потому что слова сами откуда приходили, и я должна была их произносить. После каждого предложения чувствовала облегчение. А еще больше ободрило меня то, что именно тогда появился какой-то посетитель с небольшим пуделем и, очевидно, взволнованный моим тоном, тихо прикрыл дверь и начал шептаться с Ньюменом. Только его Пудель спокойно сел и смотрел на меня, склонив голову. А я продолжала:

— Ведь Человек имеет перед Животными огромный долг — помочь им выжить, а домашних — отблагодарить за их любовь и кротость, потому что эти существа дают нам несравненно больше, чем получают от нас. И надо, чтобы они прожили жизнь достойно, чтобы оплатили все счета и заработали хорошие оценки в кармическую зачетку — был Животным, жил и ел; паслась на зеленых пастбищах, рожала Малышей, согревала их собственным телом; строил гнезда, исполнил все, что должен был. Когда их убивают, и они умирают в страхе, как этот Кабан, чье тело лежало вчера передо мной, заляпанное грязью и забрызганное кровью, преобразованное в падаль — тогда мы низвергаем их в ад, и весь мир становится адом. Неужели люди этого не видят? Неужели люди не могут понять умом того, что выходит за их мелочное самолюбие? Обязанностью человека по отношению к животным является довести их — в следующих жизнях — до Освобождения. Все мы идем в одном направлении, от отчаяния к свободе, от ритуала к свободному выбору.