Филип Рот - Призрак писателя

Эти слова она, конечно же, написала, еще не оправившись от испуга после того, как на склад внизу ночью залезли воры. Все были уверены, что после этой кражи полиция уж точно их обнаружит, и много дней еще обмирали от ужаса. Она же кроме страха и чувства странного облегчения испытывала чуть виноватое недоумение, когда осознала, что в отличие от Лис судьба опять пощадила ее. После той кошмарной ночи она снова и снова пыталась понять, за что же их преследуют, и то писала о несчастье быть для врагов евреями, и только евреями, то надеялась: «Быть может, когда-нибудь именно наша вера научит добру все человечество… Мы не можем быть только голландцами, или только англичанами, или людьми какой-нибудь другой нации, наряду с этим мы остаемся евреями, — должны, но и хотим оставаться евреями»; а заканчивала заявлением, которое уж точно не появилось бы в «Дневнике Марго Франк»: «Раз уж я спасена, я решила сразу же после войны принять нидерландское гражданство. Я люблю голландцев, люблю эту страну, люблю этот язык и хочу работать здесь. И даже если мне придется самой написать королеве, я не отступлюсь, пока не достигну цели».

Нет, это говорила не мамина Марго, это говорила папина Анна. В Лондон — учить английский, в Париж — знакомиться с модой и изучать искусство, в Голливуд, штат Калифорния, — брать интервью у звезд под именем Анна Франклин, пока самоотверженная Марго принимает роды в пустыне. По правде говоря, когда Марго думала о Боге и родине, если она каких богов себе и представляла, то это были боги из греческой и римской мифологии — ее она постоянно изучала в укрытии и была от нее в восторге. По правде говоря, девочка из ее дневника была по сравнению с Марго едва-едва еврейкой, но в этом полностью оставалась дочерью своего отца, который успокаивал ее страхи, читая ей на ночь не Библию, а Гете по-немецки и Диккенса по-английски.

Но в этом и была суть — это-то и давало ее дневнику силу сделать кошмар реальностью. Ждать, что огромный бездушный и безразличный мир будет заботиться о дочери благочестивого бородатого отца, живущего по указке раввинов и по традиции, было бы полным безумием. Обычного человека, не принимающего даже малейшие различия, положение такой семьи нисколько не волновало бы. Обычным людям скорее казалось бы, что они сами накликали на себя беду, упорно отвергая все современное и европейское, чтобы не сказать христианское. Но семья Отто Франка — это же другое дело! Разве могли даже самые недалекие из обычных людей игнорировать то, что делали с евреями только за то, что они евреи, разве могли даже самые косные из неевреев не понять это, прочитав в «Het Achterhuis», что раз в год Франки пели безобидную ханукальную песенку, произносили несколько слов на иврите, зажигали несколько свечек, обменивались какими-то подарками — весь ритуал длился минут десять, — и только за это их считали врагами. Да даже этого не требовалось. Ничего не требовалось — вот в чем ужас. И это было правдой.

В этом и была сила ее книги. Франки могли собираться вместе и слушать по радио музыку Моцарта, Брамса и Бетховена, могли занимать себя чтением Гете, Диккенса и Шиллера, она могла вечер за вечером изучать генеалогические древа всех европейских королевских фамилий, подыскивая подходящие партии для принцессы Елизаветы и принцессы Маргарет Роуз [35] Имеются в виду дочери английского короля Георга VI — нынешняя королева Елизавета II (р. 1926) и ее сестра принцесса Маргарет Роуз (1930–2002). , могла со страстью писать в дневнике, как она любит королеву Вильгельмину и как жаждет, чтобы Голландия была ее отечеством, но это ничего не меняло. Европа была не их, и они, такая европеизированная семья, Европе не принадлежали. Они только жили на третьем этаже дома над чудесным амстердамским каналом, ютились на тридцати квадратных метрах вместе с Ван Даанами, изолированные от мира, презираемые, как все евреи всех гетто. А почему? Да потому, что еврейский вопрос должен был быть решен, дегенератами, с чьим существованием цивилизованные люди не могли больше мириться, были они сами, Отто и Эдит Франк и их дочери Марго и Анна.

И этот урок, уверилась она по дороге домой, у нее есть силы преподать другим. Но только если все будут считать, что она умерла. Если станет известно, что автор «Het Achterhuis» жива, книга так и останется тем, чем и была, ничем больше — дневником девочки-подростка о трудных годах, проведенных ею в убежище, во время немецкой оккупации Голландии, книжкой, которую мальчики и девочки могли бы читать на ночь наряду с приключениями швейцарской семьи Робинзон [36] Книга Йохана Давида Висса «Швейцарская семья Робинзон» (1812) рассказывает о семье, попавшей в результате кораблекрушения на необитаемый остров. . Но мертвая она могла предложить нечто большее, чем развлечение для детей от 10 до 15 лет; если она мертва, получается, что она написала, не рассчитывая на это, шедевр, который наконец заставит людей все понять.