Мор Йокаи - Призрак в Лубло

Вряд ли следует говорить о том, что все так и случилось, Михай Лештяк с видом императора, восседающего на троне, холодно, кивком головы отвечал на приветствия.

Лицо у него вначале было бледным, но, разумеется, оно сделалось пунцовым, когда все принялись кричать:

– Расскажите, расскажите историю с кафтаном! Хотим услышать из ваших собственных уст!

Лештяк беспокойно заерзал на кресле. Казалось, невидимая железная рука сжимала ему горло. Рассказать о том,

что произошло с Олай-беком, поведать об этом сотням людей!. Историю, которую он сам не пережил, не видел.

Лгать перед лицом города! Ох, какая непростительная это была ошибка, что не он поехал в татарский лагерь. Черт принес на его дорогу эту девицу. А уж если сам не поехал, то лучше было бы сразу и признаться во всем. Но сейчас это, увы, было невозможно. Невозможно!..

Чем больше становилась его слава, тем сильнее его душу терзал страх, что однажды эту славу развеет нежданный порыв ветра. Ведь и Мидасу не удалось сохранить тайну своих длинных ушей. Лештяку казалось, будто слава его – краденая, и потому не мог больше ей радоваться, хотя какая-то ее доля причиталась и ему. Ведь, как бы там ни было, не кто иной, как он, достал кафтан! И все же где-то позади председательского кресла с высокой спинкой, казалось, неотступно маячила неприятная тень.

– Слушаем, слушаем! – звучало все громче, все настойчивее.

Отступать было поздно.

Лештяк смущенно стянул с себя кафтан и расстелил его на зеленом сукне стола. Вот оно – драгоценное сокровище

Кечкемета!

Наконец, запинаясь, с пятое на десятое рассказал он об удивительной роли, которую сыграл кафтан.

Буйные крики радости заглушали его рассказ; все ликовали, только один человек, сжавшись в комочек, плакал на задней скамейке.

Могущественный бургомистр, теперь подлинный «диктатор Кечкемета», подошел к этому человеку и взял его за руку.

– А теперь пошли, отец. Хочу немного отдохнуть дома.

[Случай с кафтаном – это не плод фантазии писателя.

В проповеди Дёрдя Калди и в протоколах города Кечке-

мета остались следы этой истории (Ференц Кубини, Ис-

тория Венгрии и Трансильвании, глава о Кечкемете, стр.

86, аб.1): «Когда султан Магомет пришел в Венгрию, кечкеметские правители отправились ему навстречу с

ценными подарками и стали просить у него хоть како-

го-нибудь чауша в наместники, который бы защищал их

от проходивших мимо города отрядов. Султан дал им

триста золотых и шитый золотом кафтан, сказав при

этом, чтобы они отправлялись домой, а если кто станет

обижать их, пусть покажут обидчику султанский каф-

тан. С тех пор, стоило им увидеть турецкое войско, как

бургомистр надевал кафтан и выезжал туркам навстре-

чу. При виде его турки спешивались с коней и бросались

целовать кафтан и, если бургомистр разрешал, остава-

лись в городе на ночлег, на собственном коште, а если не

разрешал, уходили прочь».

Таким образом, я не только не преувеличил действи-

тельный факт, но даже умолчал о трехстах золотых; если, однако, господа заседатели не пожелали отчи-

таться в них, то я отнюдь не намерен компрометировать

своих героев. (Прим. автора.)]

В маленьких, украшенных скрещенными копьями воротах их уже поджидали крестница Эржи и подручный

Лаци. Пончики были поджарены, тушеная курица давно готова, а поросенок даже успел остыть, так что хозяева в самую пору возвратились домой.

– Да, я ведь еще не успел сказать тебе, сынок, – впрочем, когда я мог бы это сделать?! – что теперь мы с подмастерьем работаем, или, вернее сказать, мы теперь вдвоем не работаем. .

Бургомистр сделал равнодушное лицо.

– Это вон тот мальчонка?

– Пришлось мне нанять его, когда я отправлялся в Буду, к паше, за тебя ходатайствовать. Ведь это я сделал тебя городским головой, Мишка, знай это! – В глазах старика загорелись зеленые огоньки. – Старый Лештяк еще может постоять за себя, хе-хе-хе!. А парень, повторяю, нужен мне был для работы, хотя я что-то не приметил, чтобы он за все это время ну хоть пальцем о палец ударил. Не было у меня еще времени испробовать, умеет ли он хоть что-нибудь делать. До сих пор-то я все политикой занимался. Не смейся, Миши, не то я рассержусь! А теперь вот ты будешь делать политику, Кровь Лештяков – золотая кровь! Ну да ладно, вот мы уже и дома.

Как дорог человеку отчий кров, когда он долго под ним не был! Приветливо курится дым из трубы, весело кивают поредевшие ветви старого грушевого дерева. Выйдешь во двор, и тебе навстречу радостно кинется Кудлатка, а в комнате прыгнет на плечи кот Царапка. Улыбаются размалеванные крыши, с детства знакомые глиняные тарелки на стенах, даже мебель и та принимается скрипеть – рассказывать о чем-то; потрескивает огонь в большой печи, отбрасывая на двери золотые блики, так что кажется, будто снизу они обиты широким листом золота.