Нечего удивляться, что после этого случая весь город пришел в смятение. Кечкемет сделался похожим на те известные нам из сказок одетые в траур города, из которых семиглавый змей одну за другой похищает юных девушек.
Чей-то теперь черед?
Такая неопределенность – будто незримая петля на шее! Покажется, бывало, облако пыли на дороге или ночью зашумят чахлые деревца в ближней рощице Талфайя, а перепуганным горожанам уже чудится топот мчащихся конных отрядов: «Ой, снова едут грабители!»
По вечерам женщины набожно взывали к покровителю города, святому угоднику Миклошу, складывая в мольбе свои маленькие ладони. Может быть, хоть святой поможет им чем-нибудь (например, своим кривым посохом, воткнутым в козлиную голову, с которым он изображен на кечкеметском городском гербе).
(Подозреваю, – sub clausula, – что молитвы кечкеметянок содержали и такую просьбу: «А коли на то воля божья, то пусть уж меня лучше похитят гусары Чуды, чем татары с песьими головами или поганые будайские турки!») ГЛАВА ВТОРАЯ
Новый бургомистр. Новые обстоятельства
Отчаяние охватило город. Дела Кечкемета шли с каждым днем все хуже и хуже. Суды бездействовали с той поры, как отменили ярмарки, поскольку негде стало ловить судей: в Кечкемете были в обычае так называемые «ловленные суды», составленные в принудительном порядке из приехавших на ярмарку иноземцев19. А после того как
Янош Сюч сложил жезл бургомистра, в городе не нашлось ни одного человека, согласного взять этот жезл в свои руки.
Дураков-то нет получать на дню по четыре-пять невыполнимых приказов с ласковыми приписками вроде:
«…иначе посажу тебя на кол». (А в этом сумасшедшем мире не удивительно, если автор послания однажды именно так и поступит!)
19 «Ловленных судей» наши предки предпочитали за их беспристрастность. (Прим.
автора).
Народ начал вслух высказывать свое недовольство:
– Или уходить нам всем отсюда, или помирать. . Только дальше так жить нельзя!
– Надо что-то предпринять.
– Но что? Самим же нам не прогнать турок, коли даже императору это не под силу!
Однажды, когда озабоченные сенаторы совещались в ратуше, услышали они – кто-то кричит им с улицы в окно:
– А я вам говорю, господа, не прогонять турок надо, а, наоборот, призвать их в Кечкемет!
Сенаторы повернулись на голос:
– Кто посмел так говорить? Кто этот безумец?
– Сын портного Лештяка!
– Да как он смеет вмешиваться в наши разговоры? –
возмутился сенатор Мартон Залади и, подозвав гайдука, тут же приказал: – Прикрой-ка, милый, окно!
Зато Габор Поросноки вскочил со своего стула, словно подброшенный неведомой силой, и закричал:
– Неправильно делаешь, что парня прогоняешь! Надо выслушать его.
Серьезные отцы города покачали головами, но не решились возражать самому почтенному из сенаторов.
Только Криштоф Агоштон проворчал:
– Отец – дурак, и сын в него. Школяра на консилиум приглашаем. Уж он-то даст вам консилиум, – сам недавно получил!
– Что такое? – поинтересовался любопытный Ференц
Криштон.
– Consilium abeundi 20 , ха-ха-ха! Выгнали его из На-
20 Исключение из школы ( лат .).
дьварадской семинарии. Пусть, пусть он вам совет даст! И
так у нас с вами, господа, не бог весть какой авторитет, а после этого и вовсе не будет!
И сенатор начал рассказывать: родитель юноши-то и вправду придурковат, колесика в голове не хватает! На днях, например, святой отец Бруно послал к нему свое платье, чтобы тот удалил с него жирные пятна. Так вы подумайте только, портной пятна-то удалил, да только вместе с сукном. Вырезал их ножницами! Бедного отца
Бруно чуть удар не хватил...
Тем временем гайдук Дюри Пинте с готовностью сбегал за Лештяком-младшим и привел его в зал.
Юноша был хорош собой, строен, а жесткие волосы делали его голову похожей на щетку.
– Сынок, – приветливо обратился Поросноки к молодому человеку, – ты сейчас крикнул нам, я слышал, что-то через окно. А ну, не смущайся, разъясни нам свою мысль поподробнее.
Но Мишка Лештяк ничуть не смутился, а ясно, толково принялся рассказывать:
– Я так думаю, почтенные господа, что по нынешним временам мертвые фирманы – письменные гарантии – не очень-то помогут нашему родному городу. В сто раз больше пользы было бы от живого бека или хотя бы чауса21, который, находясь в нашем городе, уберег бы нас от множества мелких неприятностей. Мы – свободный город, господа! Но свобода наша скована из цепей. Поищем-ка лучше себе тирана, чтобы как-то жить дальше!
Читать дальше