Мор Йокаи - Призрак в Лубло

Затем Жужика побежала за щеткой, выпросила скребок у соседей, – словом, то и дело искала повода, чтобы выйти на улицу. Голова у нее не переставая болела, гудела. Девушка казалась жалкой и больной: единственным ее другом был нож.

Повеселела она, лишь когда пришел сапожник и принялся говорить ей комплименты. «Ну, посмей только притронуться ко мне, – думала она, – так и пырну ножом».

Прошла неделя, а ей все не удавалось встретиться с

Йошкой.

В воскресенье Жужика наспех оделась и пошла в церквушку. Ей хотелось собственными ушами услышать объявление о помолвке. В течение всего богослужения она сидела молча, словно окаменев, и непрерывно следила за священником, за его губами, словно он произносил ее смертный приговор. Прослушав список тех, кого объявляли в первый раз, она подумала, что, наверное, уже опоздала, ей не удастся так скоро обвенчаться, как Йошке, поскольку по существующему закону имена жениха и невесты надлежит сначала трижды объявить в церкви, а потом уже венчать.

– Во второй раз объявляются: «Йожеф Дарабош и Мария Мароти.. »

Жужика обомлела. В самом начале. Он первый. Его объ являют первым.

Ох, как он торопится. Видно, в понедельник ни свет ни заря явился к попу.

О! В воскресенье вечером получил оплеуху, а в понедельник утром уже побежал к попу. А может быть, еще ночью? Поднял священника с постели? Злодей! Накажи его бог, чтобы он не смог своим щенкам зарабатывать хлеб насущный!

Уже давно пели последнюю молитву, а у нее не переставало звучать в ушах: «Йошка Дарабош женится на идиотке, дуре, порочной дочери Мароти». Она сама не знала почему, но ей все время казалось, будто священник сказал именно так.

Следующую неделю Жужика опять провела в блужданиях по улицам. Она дошла уже до того, что ни с кем не разговаривала, а только бегала по городу, исходила весь

Дебрецен, но с Йошкой так ни разу и не встретилась. Она исхудала и ослабла так, что шаталась от головокружения, и ходила, цепляясь за стены; но она не могла ни есть, ни спать.

Родители были в ужасе и, опасаясь самого худшего, не знали, что делать. Скорее бы состоялась свадьба. Кто же тот врач, у которого он работает? Она не осмеливалась спрашивать – гордость не позволяла, и страх – страх произнести имя Йошки. Она выслеживала всех врачей, каких только знала в городе, и, сжимая в руке нож, заглядывала к ним во двор.

В следующее воскресенье Жужика опять пошла в церковь на мученье – чтобы выслушать, как поп объявил пары в третий раз.

«Как же мне не сердиться, – жаловалась она богу, сложив руки, – господи, мой любимый боженька, ты только один знаешь, как я горюю: не досталось мне радости разделить с ним свою любовь...»

Глаза ее налились слезами, и она опустила голову, чтобы никто не видел, как она плачет. Все ее тело горело, и по спине разливался жар.

«До самой смерти я буду жалеть, что не согласилась тогда: был бы у меня теперь ребенок! – И тут она вспомнила слова сапожника. – Будь у меня хоть трое детей, то и тогда бы он женился на мне!»

С трудом добравшись домой, она застала сапожника уже там. Видно, решил и дневать и ночевать у них?!

Даже не положив молитвенника, она обратилась к нему:

— Послушайте, если вы сможете устроить, чтобы мы повенчались во вторник, – я готова обручиться с вами, но если не сделаете, видит бог, не видать вам меня никогда.

Сапожник побледнел, затем побелел.

— Мадемуазель Жужика, – сказал он, – я попробую приобрести документы, но сегодня воскресенье, губернатор, вице-губернатор, бургомистр. . Хотя бы сказали мне это утром.

Жужика строго посмотрела на него:

— Я вам сказала, а если не сумеете, пока живу, не выйду замуж. Или выйду, но не за вас!

Бедняга сапожник убежал как сумасшедший.

А Жужика уселась в своем уголке и, как с ней ни заговаривали, не проронила ни слова.

Сапожник весь день гонял фиакр, но под вечер пришел удрученный. Ему ничего не удалось сделать. Его просто высмеивали. Он беспокоил господ за обедом, за ужином, во время послеобеденного сна. И все они спрашивали одно и то же:

— Приспичило?

Жужика не поняла.

— То есть?

— А то, что до утра, мол, родит.

За эти слова Жужика страшно возненавидела сапожника. И он еще смеет смеяться над ней?

Ночью она поняла, что не под силу ей убить Йошку ножом. И как это она до сих пор не подумала, что он сильнее ее; стоит ему поднять мизинец, и она погибнет.

Револьвер!

Она очень обрадовалась этой мысли.

Как она дрожала!

Украсть?

Нет, красть она не будет.