Олдос Хаксли: Эти опавшие листья

– Это можно принять только с большими оговорками, – заметил Кэлами. – Существуют параллели между миром физическим и миром моральным. В физическом мире непознаваемая реальность зовется четырехмерным котинуумом. Он вроде бы одинаков для всех наблюдателей, но как только каждый из них пытается изобразить видимую им картину, он выбирает для своего графика исключительно индивидуальные оси в зависимости от своего движения, умственного состояния и наложенных на него ограничений. Человек придумал для отображения реальности оси трехмерного пространства и времени. Учитывая степень умственного и физического развития, а также условия, в каких человек существует, это и не могло быть по-другому. Пространство и время – необходимые для нашего существования понятия. Но когда мы пытаемся изобразить иную сторону реальности, в которой живем, то неизбежно ориентируемся на две другие оси – добра и зла. Моральная составляющая нашего существования делает для нас необходимым разобраться в том, что есть хорошее, а что – плохое. При этом реальность остается неизменной, но вот оси добра и зла смещаются, изменяются в зависимости от взглядов и позиций различных наблюдателей. Некоторые из них видят ситуацию в обществе более отчетливо и находятся в более выгодных точках для наблюдения. А вот непрерывные изменения условий общественного договора и морального кодекса в различные исторические эпохи в сторону ухудшения объясняются тем, что оси координат добра и зла для них выпадало определять самым ленивым, близоруким или занимающим самую невыгодную позицию наблюдателям. Когда же эти оси все же определялись наиболее светлыми умами, они оказывались поразительно похожими. Готама, Иисус и Лао-цзы, например. Они существовали очень далеко друг от друга физически – то есть во времени и в пространстве. К тому же очень разным было их положение в обществе. Но изображенные ими картины реальности невероятно близки. И чем ближе человек подходит к пониманию этих картин, тем более точно его собственные моральные координаты добра и зла совпадают с начертанными ими. А если все эти самые строгие моральные арбитры сходятся во мнении, что телесная распущенность мешает исследованию внутреннего мира, к их голосу следует прислушаться. Несомненно, что само по себе естественное и умеренное удовлетворение человеком своих сексуальных потребностей есть нечто, лежащее вообще вне сферы морали. Только если к этому примешиваются другие факторы, мы можем оценивать такие действия как добро или зло. Они становятся злом, если основываются на обмане или жестокости. И, разумеется, они не являются чем-то позитивным, если порабощают ум в момент познания им самого себя, то есть в то время, когда сознанию надлежит быть совершенно свободным и использовать эту свободу для самопогружения и самосовершенствования.

– Все это так, – кивнул мистер Кардан. – Но я, будучи человеком приземленным и практичным, могу только предвидеть, насколько трудно будет сохранить для себя подобную свободу. Соблазнительно покачивающиеся бедра… – Он повел рукой с сигарой из стороны в сторону. – Я бы непременно проведал вас месяцев через шесть, чтобы проверить, не изменились ли ваши ощущения и взгляды. Невероятно, какой эффект наши природные инстинкты порой оказывают на самые добрые намерения. Пресытившись, человек все представляет легко осуществимым, но стоит ему опять проголодаться, как же тяжело выносить этот голод!

Они замолчали. Из глубины долины клубящиеся тени поднимались по склонам. Холмы с противоположной стороны выглядели почерневшими, и такими же темными смотрелись облака у их вершин, за исключением тех редких пятен поверх них, которые делались особенно яркими в красноватых лучах заходящего солнца. Тень взбиралась вверх, и ее граница проходила уже в ста футах от того места, где они сидели, готовая вскоре поглотить и их тоже. С особенно звонким звуком своих колокольчиков и перестуком копыт шесть высоких коз осторожно спустились по крутой тропе от дороги. Маленький мальчик шел следом, помахивая палкой.

– Йиа-о! – покрикивал он на них с забавной для такого малыша злостью. Заметив троих мужчин, сидевших на скамье перед домом, он внезапно затих, покраснел и поспешил проскользнуть мимо, не понукая свое стадо даже шепотом, чтобы поторопить возвращаться на ночь в загон.

– Бог ты мой, – вздохнул Челайфер, наблюдавший за движениями животных, – а ведь это первые козы, которых я увидел в реальной жизни с тех пор, как посвятил им целый раздел в своем журнале. Очень интересно. Я уже и забыл, что они существуют.