Виктория Борисова - Просто приворот

Грандмастер до сих пор не уставал удивляться, как прихотливо сочетается пытливый ум и всепобеждающая глупость, неистребимая жажда жизни — и тяга к саморазрушению… Только человеку свойственна безоглядная смелость, когда ради того, во что веришь, можно пойти на костер и на плаху — и липкий страх, что заставляет подличать и лгать, предавать и себя, и самых близких и в последний смертный миг целовать руки своим палачам в безумной надежде — а вдруг пощадят? Только он может жертвовать собой ради других — и безжалостно убивать себе подобных, без устали искать тайное знание — и тут же употребить его себе же во вред… Воистину, темна душа человеческая!

Наверное, этого никому не понять до конца даже ему.

Чуть шевелится тяжелая бархатная портьера, словно кто-то стоит за ней и не решается войти. Грандмастер прислушался, повернул голову и негромко сказал:

— Входи! Я знаю, что ты здесь.

Портьера колыхнулась снова, и из-за нее появился очень худой высокий молодой мужчина. Он выглядел смущенным, неловко переступая по ковру длинными ногами, непрестанно теребил рукав рубашки, смотрел в пол, словно школьник, застигнутый за недозволенным занятием.

— Прости, учитель. Я не хотел мешать твоим размышлениям, но…

— Так что же привело тебя сюда? — строго спросил Грандмастер. — Садись и рассказывай.

Его собеседник опустился в тяжелое резное кресло с высокой спинкой и заговорил медленно, тщательно подбирая слова.

— Сегодня ночью погибла девушка. Утром ее нашли в парке…

На секунду в воздухе возникло призрачное видение: деревья, старик с собакой и мертвое тело в овражке… Видно было как будто сквозь легкую кисею, чуть подсвеченную разноцветными фонарями.

— Мастер, это не простое убийство.

По лицу грандмастера на миг пробежала тень. Он сделал легкое движение рукой, словно разгоняя дым, и видение исчезло.

— Ты забыл наш закон? Мы не можем вмешиваться в людские дела без крайней на то необходимости. Тебе, Тринадцатый, это должно быть известно лучше, чем кому-либо другому.

Голос звучал мягко и в то же время строго. Тринадцатый опустил голову.

— Знаю, Мастер. Но это… Это как раз такой случай.

— В самом деле? — в глазах грандмастера на мгновение промелькнула искра интереса. — И почему ты так решил?

— Это человек из моего прошлого. Из той жизни.

Это было сказано совсем тихо, почти шепотом. Лицо ученика застыло, словно маска, взгляд стал отсутствующим, и Грандмастер видел, что в глазах его отражается не тихое пламя свечи, а зловещие багровые отблески совсем другого огня.

Он сам на секунду почувствовал запах дыма от костра, услышал крики несчастных, сжигаемых заживо, и восторженный рев толпы… Как давно это было! Больше четырех веков прошло с тех пор, как в славном городе Шлоттенбурге после страшной засухи устроили жестокую охоту на ведьм. Ярнес Тибад тоже погиб тогда, и много лет прошло до той поры, когда…

— Ты уверен? — тихо спросил грандмастер.

Ученик кивнул:

— Да. Это было перед тем, как я… умер.

Его руки повисли вдоль тела, словно плети. В свете свечей лицо казалось изможденным — провалы глаз, впалые щеки, бледная кожа… Но грандмастер знал, какая сила таится в этом чахлом с виду теле. Мало кому из наследников древней крови удалось выжить и осознать себя в мире, где каждого, кто не похож на других, всегда стремятся укротить, обезличить… А не получится — убить.

А вот этот смог совершить невероятное. Он вернулся от самых ворот смерти, сумел найти свои путь и занять уготованное ему место в Круге.

Но сейчас он выглядел совершенно растерянным и беспомощным, сбитым с толку:

— Я уверен, что знаю его. Знаю… Но не помню. Он безумен. Более того — он знает, кем был раньше! Его душа заблудилась между миром живых и мертвых, и теперь он опасен, как бешеный зверь. Его надо остановить, остановить непременно!

Пламя тонких восковых свечей, вставленных в массивные канделябры, чуть дрогнуло, словно та сила и страсть, с которой были сказаны эти слова, всколыхнула их, подобно порыву ветра.

— Успокойся и сядь. От тебя в глазах мелькает.

— Мастер… Позволь мне. Я ведь тоже когда-то был сумасшедшим!

На мгновение глаза ученика стали пустыми и совершенно прозрачными, ледяными от ужаса… Досталось же ему. Десять лет, проведенные в скорбном доме, где влачат свое жалкое существование те, кого принято считать неизлечимыми душевнобольными, не прошли для него даром. Только чудом он избежал гибели и даже теперь еще не совсем свыкся со своим положением.