Виктория Борисова: Бегство Короля

Ку-ку!

Ничего себе! Уже час ночи. Наташа Сабурова укоризненно посмотрела на резные баварские часы с кукушкой, будто не ожидала от них такой подлости. Хрустнув тонкими запястьями, она с досадой захлопнула книгу, над которой мирно подремывала последние два часа. Надо ложиться спать, завтра на работу. Максима ждать бесполезно, он уже точно сегодня не придет. Резвится братик, дело молодое. К тому же ему с утра не вставать — писатель, богемная личность… Но позвонить-то мог бы! Знает ведь, что дома волнуются. Наташа почувствовала, что начинает злиться.

Даже не отдавая себе в этом отчета, она очень ревновала брата ко всем его подружкам, даже случайным. А теперь, когда с Верочкой у них серьезно, — тем более. Умом она прекрасно понимала, что лучшей жены ему, наверное, не найти, но в душе чувствовала себя какой-то обделенной — а как же я? Совсем одна останусь?

Обычно взаимоотношения братьев и сестер бывают далеки от идиллии. В лучшем случае это доброжелательный нейтралитет, когда встречаются на семейных праздниках, дарят друг другу подарки на день рождения, посылают открытки на Новый год и регулярно перезваниваются просто для того, чтобы спросить: «Как жизнь, как дела?» — и услышать такой же дежурный ответ: «Да ничего, все нормально». И так — до тех пор, пока не придется делить имущество, доставшееся по наследству от родителей, или решать, кому ухаживать за парализованной бабушкой. Тогда дело может дойти до чего угодно, от судебных разбирательств до кухонной поножовщины.

У Максима с Наташей сложилось иначе — с самого детства. А вот теперь их «вдвоем», кажется, кончилось бесповоротно. Подумать только, а ведь она сама привела Верочку в дом…

Наташа вздохнула и поднялась с кресла. Надо бы еще собаку вывести хоть на пять минут.

— Малыш, Малыш! Иди сюда, мой хороший.

Большой черный пес подошел к ней, цокая когтями по паркету, и вопросительно посмотрел на хозяйку: чего, мол, звала?

— Гулять пойдем?

Малыш завилял хвостом. Сдержанно так, с достоинством. Пока Наташа переодевалась, он смотрел на нее с недоумением, как будто хотел сказать: странные вы, люди, существа! Все время шкуры меняете.

Наташа скинула расшитый драконами шелковый халатик, натянула джинсы и старую майку. Уже выходя, бросила быстрый взгляд в зеркало. Да уж, хороша… Волосы торчат во все стороны, цвет лица какой-то серый, круги под глазами — просто чучело! Фигура еще ничего, сказывается привычка посещать спортзал раз в неделю, а вот лицо… глаза усталые, уголки губ уже привычно опущены. В резком электрическом свете особенно четко обозначились и складки у рта, и морщинки в уголках глаз… Да, старость не радость, грустно подумала Наташа. Кажется, только вчера ей было двадцать, а теперь осталось всего ничего до женщины средних лет.

Ночь была теплая. В этом году лето выдалось жарким, и днем в городе среди раскаленного асфальта и автомобильных выхлопов просто дышать нечем. Зато теперь — хорошо… Перед сном пройтись немного — милое дело.

Наташа дошла до пустыря, заросшего высокой травой, оглянулась по сторонам и отстегнула поводок.

— Гуляй, Малыш!

Умный пес благодарно ткнулся ей в руку холодным мокрым носом и деловито принялся сновать в траве, методично обнюхивая квадрат за квадратом. Ни дать ни взять — проверка подведомственной территории! Наташа медленно шла по утоптанной тропинке, вдыхая запах свежей зелени, и старалась думать о чем-нибудь хорошем. В конце концов, на что ей жаловаться? Она еще молода (в наши дни тридцать три — не возраст), вполне привлекательна (особенно если потратить лишних десять минут на макияж), у нее есть любимая и, кстати, высокооплачиваемая профессия… Хороший бухгалтер всегда нарасхват. Что еще? Работа в крупной компании, перспектива роста, друзья, увлечения… Любимая собака, в конце концов! Просто оживший персонаж из журнала «Космополитен». Так что нечего киснуть зря. Человек должен уметь управлять своими эмоциями и не поддаваться хандре.

Малыш вдруг ощерился и глухо зарычал. Наташа подозвала его к себе и взяла за ошейник — мало ли что… Она гладила собаку по голове, пытаясь успокоить, но Малыш почему-то только дрожал и дыбил шерсть на загривке. Потом сел у ее ног, задрал морду к небу и протяжно завыл.