Ольга Мирошниченко - В сторону южную

— В зарплату, — откликнулся мужчина.

— Так сегодня ж зарплата.

— А я еще не получил.

— Так займи.

— Считай, что занял у тебя.

Женщина что-то ответила, но уже нельзя разобрать было что, внизу застучало, и катерок боком тяжело начал отваливать от пирса. Галине бы удивиться красоте плавной бухты, с сиреневой полоской галечного пляжа, с неожиданно изменившимися очертаниями Карадага, когда отошли уже далеко от берега, но вспоминалась все загорелая рука Люды на плече Максима. Думала о том, как легки, естественны, недоступно просты для нее отношения тех людей, что сидели на лавочке. Как необременительны они, как приятно округлены, словно заранее все договорились играть в игру, где «да» и «нет» не говорится и «черное» и «белое» не берется. У нее же всегда все сложно и все виной оборачивается. Вот и теперь все худо. Не дай бог, приедет Воронцов, увидит ее униженную, одинокую, никому здесь не нужную. Каким пренебрежением преисполнится к ней, не замечаемой теперь, через много лет, бросившим ее мужчиной.

«Знайся конь с конем, а вол с волом», — любила повторять мать.

Воронцов — вол, вот и зналась бы с ним. Зналась, только не вышло ничего из этого и не выйдет, хоть и не оставляет Раиса надежды, половину письма последнего посвятила наставлениям, как вести себя — «не фордыбачиться», не забывать, что детям отец нужен.

Раиса считала переписку делом сугубо тайным, подозревала девчонок на почте в поселке и, пресекая их бесстыдное любопытство, метила наивными знаками свои письма: чернильные крестики рисовала там, где приклеивается язычок конверта.

Рассказывая о жизни знакомых, обозначала их фамилии лишь заглавной буквой, но в рассуждениях не стеснялась и врагиню свою, продавщицу магазина, называла не иначе как «эта подлючка «К». Новая подлость Кирюхиной заключалась в том, что раньше Раисы успела купить в магазине Центросоюза две песцовые шапки, «спекулянтка несчастная», и с обеда уже торчала за прилавком в белоснежном малахае, отвешивая рыбу. Раиса назло ей выбирала рыбу долго, придирчиво, пока «К» не психанула и не предложила ей самой рыться в бочке, что Рапса и сделала с удовольствием, заметив мимоходом, как трудно из хама сделать пана, даже с помощью песцовой шапки. Шапки она, конечно, достала, себе и Галине, очень неплохие, хотя из-за двух купленных «К» выбор стал гораздо меньше. Живет она у Галины, потому что забрала детей из интерната. Пускай Галина не сердится, им хорошо, все время под присмотром, а в интернате в любой момент может вспыхнуть свинка. Пете нельзя болеть свинкой, для мальчиков это очень опасно. Почему? Пускай спросит у врача.

Эта фраза была подчеркнута жирно три раза. Галина давно ждала такого сообщения. Еще в поселке, когда уезжала, подозрительным показалось пренебрежительное восклицание Раисы в ответ на просьбу не брать детей из интерната:

— Больно нужно! У меня своих дел хватает, — огрызнулась зло, а глаза отвела. Галина тогда подумала: «Возьмет, обязательно возьмет, под любым предлогом, еще и до Москвы не долечу». И вот теперь, оказывается, опасность свинки, которой Петька переболел давным-давно.

На трех страницах шло описание жизни детей. Из него Галина должна была понять, как хорошо воспитывает их Раиса и какие они умные и послушные с ней. Никуда от гостиницы не отходят, играют у порога. Днем она укладывает их спать в люксе и проверяет, чтобы Петя не включал телевизор. Научила правильно есть с ножом и вилкой, «как тот шелеспер ел, помнишь?», тоже подчеркнуто, — мол, не забывай о своих грехах. И тут же сообщение, что в гостиницу приходил «В», играл с детьми даже. Интересовался, где Галина. Он тоже собирается ехать отдыхать, и, так как в профкоме путевки одни и те же, вполне может оказаться, что встретится она с ним в Крыму. Может, хоть теперь не будет дурой, не упустит хорошего человека; детей пощадит. Кстати, она рассказала «В», что Галина отдыхом очень довольна, погода чудесная и что просила ее, Раису, передать ему привет.

Галина даже застонала от унижения, когда прочла про привет свой, придуманный. Хуже всего было то, что, не зная о непоправимом, стоящем между ними, Раиса наверняка убеждала его в непогрешимой добродетели своей подруги. Да мало ли чего она могла наплести!

В маленькой бухте жгли костер. Бледное, светлое пламя казалось отсюда, издалека, холодным огоньком вспыхивающего на солнце стеклышка.

Только сейчас заметила странность: движение катера не ощущалось, и, словно в фантастическом аттракционе, медленно поворачивался, давая разглядеть себя, Карадаг. Галину так поразило удивительное зрелище, что, приникнув к окну, не обернулась на тихий стук двери, осторожные шаги по крутой лесенке.