Ольга Мирошниченко - В сторону южную

Они ушли рядом, смеясь тому, что говорила Саша, забыв о Галине, как забыли тотчас о грязной посуде, оставшейся на столе, о недопитом компоте.

В сумраке густо увитой диким плющом и виноградом веранды не заметила, что день разгулялся. Но когда вышла на набережную, зажмурилась от неожиданной белизны каменной балюстрады, словно мелом нарисованной густо на матовой синеве моря. И все вокруг было ярким, отчетливым, таких неожиданных и чистых красок, что вспомнились картины — самая заветная мечта детства. Их продавали по воскресеньям на рынке в соседнем селе. Галина терпеливо стояла рядом с матерью на холоде и на жаре, с надеждой вглядываясь в равнодушные лица случайно задерживающихся возле них людей. Мать торговала носками, связанными из серого густого пуха небеднеющей, вечной шубки покорного Дымка, беззлобного сторожа их двора. Носки были хорошие, плотные, очень теплые и, как объясняла торопливо недоверчивому покупателю мать, «для ревматизма отличные». Но видно, потому, что ревматизм мучил немногих, и рядом за дощатым длинным прилавком другие женщины предлагали свой, тоже очень хороший товар, и собаки во всех дворах водились, хоть и не такие пушистые, как Дымок, стоять приходилось долго. Правда, к концу базара носки раскупали: мать быстрее других сбавляла цену, и они шли в дальний угол пыльного выгона, где на деревянном заборе висели картины. Плыли на них по синим прудам с желтыми кувшинками белые лебеди, из каменных ваз свешивались симметрично гроздья невиданных цветов, райские птицы клевали золотые яблоки, окруженные сиянием тонких лучиков. Картины стоили недешево, мать все собиралась купить, но каждый раз оказывалось, что сандалии у Галины «каши просят» и в автолавке ситец жатый дают — нужно купить шесть метров сестрам на платья. Галина огорчалась, от сандалий отказывалась ради картины, потому что можно и босой лето проходить, а в картине — красота. Их так и называли эти картины — «красота».

— Я себе еще красоту купила, — говорила соседка, — зайдите посмотреть.

На лавочке, в мелкопятнистой темно-синей тени акации, дожидалась Сашу компания, собравшаяся в горы. Сидели тесно, и, как всегда, кто-то что-то рассказывал. Наклонившись к рассказчику, чтоб слышать лучше, Люда небрежно и свободно, тонкой, нежно загорелой рукой обхватила шею Максима.

Торопливо, чтоб не заметили, не окликнули из вежливости, пошла в сторону пансионата, хотя на почту собиралась. Но на почту — значит, мимо скамейки, уж лучше крюк сделать, все равно некуда спешить. Когда миновала калитку к Муравейнику, пошла медленнее, не боясь, что Сашу встретит. За все время своей жизни здесь ни разу не забредала в этот конец поселка. В редкие дни без дождя ходили на Карадаг через деревню, в противоположную сторону. Набережная была многолюдна, у окошечек маленьких киосков с надписями «Блины», «Шашлыки» и загадочной «Караимские пирожки» стояли благодушные терпеливые очереди. С белого катера, прижавшегося к пирсу, хорошо поставленный голос, подражая Левитану тревожно-значительными интонациями, зазывал на морскую экскурсию вдоль Карадага. Галина остановилась послушать.

«Перед вами откроются вид на Золотые ворота и Львиную бухту, мыс Меганом и панорама поселка Крымское Приморье, где вы можете осмотреть Ботанический сад и посетить биостанцию Академии наук СССР. На катере разрешено находиться в пляжных костюмах. Буфет предлагает богатый ассортимент продукции винсовхоза «Коктебель», «Массандра». Последнее, столь откровенное и громогласное заявление о терпимости команды, о готовности ее идти на любой компромисс, выдало грустную тайну жизни катерка. Долгие дожди и с ними невыполнение плана заставили изменить строгим правилам морского путешествия, принудили обратиться даже к несуществующим купальщикам, на случай, если те не пожелают заменить пляжный костюм на что-нибудь потеплее. И действительно, моток билетов на груди унылого матроса, стоящего возле трапа, был полновесен и свеж. Матросу, кажется, и разрушать его нетронутость было жаль ради одной пассажирки. Он с сомнением поглядел на протянутый рубль, словно раздумывая, не пропустить ли бесплатно, тяжело вздохнул и аккуратно оторвал билетик. Галина долго сидела в пустом салоне, разглядывая в окно мокрые ржавые балки пирса. Над головой топал тяжело кто-то, бегая беспрестанно от кормы к носу, громко прокричала женщина, буфетчица наверное:

— Коль, а Коль, когда два двадцать отдашь за сосиски, мне кассу сдавать надо.