Ольга Мирошниченко - В сторону южную

— Помочь?

— Ничего, — стояла спиной, длинноногая, широкоплечая.

— Слушай, а ты ничего. Раздетая даже лучше.

Защищаясь от внимательного взгляда, Галина накинула халатик, затянула туго пояс.

— Нет, правда, смотри, какие крепкие мускулы, ты спортсменка, что ли?

— Была. Легкая атлетика, первый разряд, — не удержалась, похвалилась шепеляво. Шпильки в губах держала.

Привычно заколола пучок.

— Ты на Гончарову похожа, — Саша будто окончательное решение вынесла, — такая же здоровенная. Только если этот дождь не перестанет, никто твоей красоты не увидит, — злорадно положила конец комплиментам. Откинула одеяло. — Оп! — одним движением соскочила на пол. — Я в рубашке умываться пойду. Внизу девки живут, а сосед наш в Москву на три дня отбыл. У, дождь проклятый, придется весь день куковать на балкончике.

— Ну и что ж! — Галина принялась застилать постель. — Даже хорошо, поговорим, почитаем.

— Поговорить и почитать я и дома могла, не надо было столько денег тратить. Застелить мне, — уходя, попросила небрежно, как о пустяке.

— Конечно, — с готовностью откликнулась Галина.

Когда собрались в столовую идти, Саша надела желтые сапоги и желтый глянцевый плащ с капюшоном.

— Я такой тоже хотела, но не досталось, — без зависти огорчилась Галина, запирая на ключ дверь.

— Японский. Передовикам производства в первую очередь давали, а ты, наверное, не передовик, потому и не досталось.

— Да, я не передовик, — тихо сказала Галина и покосилась на дверь соседа.

— Да уехал он. Спрашивал вчера про тебя, давно ли знакомы и все такое, — Саша громко топала по лестнице, — я сказала — первый раз в жизни вижу. Он мужик ничего, фартовый. Жалко, что уехал, по такой погоде самое милое дело песнепьянствовать. У, проклятый, — задрала на крыльце голову, — ни одного просвета. И на Святой тучи. Надолго, значит, зарядил.

Самые худшие ожидания сбылись. Тяжелые облака сочились бесконечным дождем и, казалось, с каждым днем опускались все ниже и ниже. Уже по утрам не видно было близких гор, уже не верилось, что где-то есть солнце, что море синее и теплое, лишь сирень вдоль апельсиново-рыжих ракушечных дорожек парка цвела все пышней и яростней.

Дни, похожие унылым своим распорядком, уходили в безвестность, не оставляя по себе памяти. Единственным развлечением было посещение столовой да ежевечернее кино в маленьком тесном зале. Но за столом с ними сидели две бойкие дамы, которые, не обращая внимания на Галину и Сашу, без конца предавались воспоминаниям о туристических поездках в разные страны. Саше так надоели их незамысловатые былые радости, что раз не выдержала, осведомилась вежливо:

— Вы в Кемпендяе, случайно, не бывали?

— Где? — ошарашенно переспросили дамы.

— В Кемпендяе. Отличный северный курорт, очень весело, на всю жизнь воспоминаний хватит.

Дамы обиделись, стали приходить позже, чтоб не встречаться с грубиянкой.

— Ты зря на них рассердилась. Люди для того и путешествуют, наверное, чтоб было что вспоминать, — сказала Галина.

— А я не рассердилась. Просто противно. Элементарная невоспитанность разговаривать так, будто они одни за столом.

Здесь все были знакомы. В кино громко перекликались, занимали друг другу места, и Сашу злило, когда каждый раз кто-то говорил:

— Простите, сюда придут.

Она чувствовала себя чужой, беззащитной от обид, грозилась наконец устроить скандал, сесть, где хочется, пускай попробуют согнать. Но Галина и здесь находила оправдание:

— Разве у вас в поселке не так? Тоже ведь занимают. Просто мы ни с кем не знакомы, в этом все дело.

Непонятна была эта женщина Саше. Целыми днями писала пространные письма домой. Думала сначала — мужу, а оказалось — Раисе Гудковой. Саша хорошо знала эту Раису еще по стройке, скандальная баба, ушлая, чего ей письма писать. Потом догадалась: Галина хитрая, задабривает, чтоб за детьми лучше смотрела. И скрытная. Первые дни напряжена была страшно, в столовой глаз от тарелки не поднимала, из комнаты не вылезала, Саша видела — боялась знакомого своего встретить. Спросила — отчего так не хочет видеть его, Галина пробормотала что-то невнятное. Но он исчез, будто и не было его никогда, будто привиделся той ночью, и Галина вздохнула свободнее: звала гулять, не нервничала, торопясь скорее открыть дверь, скрыться в комнате.

Появился он через неделю. Сидели на балконе, говорили о пустяках. Галина, как всегда, с вязаньем. Слушала внимательно, а руки безостановочно, мелкими движениями, шевелили спицы. Саша рассказывала, как норковую шубу добывала себе. Ходила на охоту с бригадиром за соболем, собирала бруснику, грибы в тайге. Шубу продавал Центросоюз и часть стоимости требовал оплатить дарами природы.