Эми Фридман - Два лета

Мне приходит в голову, что, возможно, Элоиз жалеет, что проводит лето в этом доме. Вот почему у нее «сложный период». Если это правда, тогда, наверное, у нас с Элоиз есть кое-что общее: мы обе хотим, чтобы Элоиз уехала.

– Кстати, – добавляет она, поворачиваясь ко мне и показывая на мой pain au chocolat. – Ты не против, если я съем его, правда же, Саммер? – На ее лице расплывается язвительная улыбка. – Я нашла его на столе, так что…

Не дожидаясь моего ответа, она откусывает огромный кусок. Во мне все кипит, я едва сдерживаюсь, чтобы с криком «мое!» не вырвать свой завтрак у нее из рук, будто мы двое малышей, не поделивших леденец. Но при Жаке я не собираюсь терять самообладание. Лишь сжимаю кулаки, пока довольная собой Элоиз жует.

Жак кусает губы, сдерживая улыбку, будто находит нашу враждебность забавной.

– Смешное совпадение, non? – спрашивает он.

– Обхохочешься, – бормочу я.

Элоиз жует мой завтрак и не отвечает.

– Ну что, – произносит Жак в напряженной тишине. Он опускает руки и засовывает их в карманы джинсов. Первый раз вижу его не в униформе официанта и с удовольствием отмечаю, что ему идет выцветшая красная футболка и черные джинсы Adidas. Мое сердце бешено колотится. Он поднимает бровь. – Саммер, ты готова?

– Oui, – тут же отвечаю я, делая шаг вперед и проскальзывая мимо Элоиз, чтобы на пороге присоединиться к Жаку. Как бы ни переживала я по поводу нашей… поездки (не такое страшное слово, как «свидание»), перспектива остаться с Элоиз пугает меня гораздо сильнее.

– Ну, весело вам провести время, – огрызается она, снова откусывая от pain au chocolat.

Я напрягаюсь в надежде на то, что она не спросит, куда мы едем. Посещение галереи мне кажется чем-то очень личным. Но потом замечаю, что ее щеки покрылись пятнами: она еле сдерживается, чтобы не спросить, притворяется, что ей все равно.

Я чувствую что-то вроде удовлетворения. Элоиз… мне завидует? По взгляду видно, что она помимо своего желания одобряет мой сарафан, босоножки, блеск для губ. Закутанная в халат, волосы принцессы спрятаны под полотенцем – она сейчас менее привлекательна, чем я. Мы поменялись ролями.

– Спасибо, – я стараюсь придать тону беззаботность, а Жак, добавив дружелюбное «Au revoir!», наклоняется и целует Элоиз в обе щеки.

Теперь волна сильной зависти накрывает меня. Элоиз улыбается Жаку – я гневно наблюдаю – и что-то быстро говорит ему по-французски, я различаю лишь Colette et Tomas и le café. Никакого кокетства в их диалоге нет, но я все равно ощущаю прилив беспокойства. Интересно, было ли что-то между ними?

Я все еще размышляю над этим, как вдруг Элоиз, ухмыльнувшись, кладет в рот последний кусочек моего pain au chocolat и хлопает дверью. Это она умеет. Медленно поворачиваюсь лицом к Жаку, мы оба стоим на пороге. Не уверена, нужно ли мне извиниться или что-то объяснять, – хотя что я скажу? Я сама не понимаю Элоиз.

– Это было… странно, – бормочу я наконец, заправляя за ухо непослушный локон. На улице становится душно, от жаркого воздуха прилипшие к шее волосы сохнут. Хорошо, что новый сарафан из легкой ткани.

Жак пожимает плечами.

– Un peu bizarre [47] Немного странно (фр.). , – соглашается он, хмыкнув и слегка кивнув головой. – Так как ты… понимаешь, я подумал… – Он замолкает, и я в ужасе ожидаю признания, что он встречался с Элоиз. Однако секунду спустя он поднимает голову и широко мне улыбается. – А, не важно, – говорит он.

А ведь и правда не важно. Настроение у меня улучшилось, и я улыбаюсь в ответ. В тот момент мы будто договорились, что обсуждать Элоиз больше не стоит. Вслед за Жаком я иду от дома к припаркованному на улице мопеду, ослепительно белому, гладкому, с двумя шлемами того же цвета на сиденье. Жак протягивает мне один из них, но я чуть колеблюсь. Постоянно гоняю на велике по всему Хадсонвиллу, но мопед – это другое: быстрее, бесшабашнее, страшнее.

– Давай-давай, тебе понравится, – уверяет меня Жак, в глазах хитрый огонек.

Я в сомнениях, но раз уж до сих пор хватало смелости – выйти из комнаты, вылезти из панциря, собраться в «поездку» с мальчиком, то… Я глубоко вздыхаю и надеваю шлем. Он плотно облегает голову, заглушая пение птиц на Рю-дю-Пэн.

Жак тоже натягивает шлем, при этом не перестает быть привлекательным, даже когда застегивает ремешок под подбородком. Он грациозно запрыгивает на мопед. Я забираюсь сзади, неуклюже и с осторожностью, ставлю сумку на колени, пытаясь сесть так, чтобы сарафан не задирался. Хорошо, что Жак ко мне спиной.