Леонид Огневский - На другой день

Анна после этого осмелела. Она не только "встречалась с представителями подпольщиков, но и собирала сведения для партизан о передвижениях немцев. Партизанам срочно понадобились медикаменты, особенно сульфидин (в лесных лагерях появилось много раненых, обмороженных и простуженных), Анна взялась помочь и в этом. Был у нее в городе знакомый русский врач Златогоров, однажды лечивший Наташку, она решила зайти к нему.

Седенький старичок с остро подстриженной бородой и маленькими царапающими глазами, всегда пристально глядевшими из-под нависших бесцветных бровей, встретил ее радушно, однако на упоминание, что они до войны встречались, ответил: "Не помню". Он охотно согласился продать с полсотни пакетов сульфидина, но заломил такую цену, что Анна от удивления попятилась и села на случайно оказавшийся поблизости стул. Потом она подумала, что старик что-нибудь недопонял, и повторила просьбу. "Да, да!" — сказал он с раздражением. Анна попыталась взывать к его совести, ведь она говорит с ним как представительница родины, а не рядовая пациентка. Царапающие глазки под поросячьими бровями сделались колючи, как шилья.

— Где хлеб, там и родина, гражданочка.

— Да вы же русский человек! — чуть не взвыла Анна. Она, пожалуй, еще не слышала столь откровенной наглости.

— Я врач, гражданочка, а для врача безразлично, чья кровь течет в жилах больного. Мои друзья — медикаменты, мои враги — болезни.

Нет, Анна не могла слушать его без возмущения. И она, в жизни не сказавшая никому грубого слова, вся дрожа, свистящим полушепотом кинула ему прямо в лицо:

— Шкура!

— Вон! Вон из моего дома! — взвизгнул старик, стрельнув маленькой бескровной рукой.

Тотчас в приемную влетел тщедушный человечек в белом распахнутом халате.

— На кого ты опять, отец? Опять грабишь? — зыкнул он высоким, почти женским голосом. Серое, болезненное лицо его покрылось красными пятнами. — Ух, — тяжело выдохнул он, — сил моих нет! — и стиснул ладонями виски.

Анну заинтересовали распри в семье Златогоровых. Она вспомнила рассказы людей, что студент Аркадий Златогоров в тридцать девятом году со знаменем встречал Красную Армию, позднее доучивался в советском вузе, сам стал врачом. Она доверилась этому человеку.

— Немного, но дам, — нервно проговорил он, торопя ее к себе в кабинет. — И не бесплатно же! — он обежал заставленный медикаментами стол. — Мне тоже надо чем-нибудь жить.

— Я и не прошу даром, знаю, вам трудно, — внутренне торжествуя, сказала Анна. Она выполнит задание партизан, спасет жизнь, может, не одному больному и раненому! Эти мысли затмили в ее сознании все, даже то, что произошло в соседнем кабинете. Она готова была расцеловать не очень приятного с виду, но сознательного человека, лишь бы получить драгоценный пакет.

И она получила его, осторожно положила в дерматиновую сумку, с которой всегда ездила на базар. В эту минуту дверь распахнулась и в кабинете появился немолодой немецкий офицер с огромным кожаным чемоданом.

У Анны оборвалось все внутри. По судороге ли, пробежавшей по лицу, или по каким-то другим, непозволительным для партизанского агента движениям немец легко заметил ее растерянность и, запросто здороваясь с молодым Златогоровым, чисто по-русски спросил:

— Кто она?

— Пациентка, — пожал плечами Аркадий.

— А что у нее в сумке? Разрешите, — обратился он к Анне. Обнаружив пакет с медикаментами, спросил. — Для кого?

— Для господина немецкого коменданта, — молниеносно сработало сознание Анны.

Далее она стояла ни жива ни мертва, потому что немец звонил по телефону в ее деревню, вызывал коменданта. И только сознание продолжало работать четко. Разговор шел по-немецки. Анне до этого казалось, что у нее после девятилетки не сохранилось в памяти ни одного немецкого слова. Теперь вспомнила, поняла все. Комендант подтвердил: да, он болен и нуждается в лекарствах, он будет благодарен, если граштанк Друшининн сегодня их привезет. Они вежливо попрощались, и офицер повесил телефонную трубку, козырнул:

— Прошу извинения.

Два немца не поняли как следует друг друга, и это Анну спасло. При вторичном посещении Златогорова-сына, недели через полторы (опять была крайняя нужда в медикаментах), Анна попалась, ее выследили полицаи. Теперь не помогли ссылки на господина немецкого коменданта — тот сообщил по телефону из деревни, что за лекарствами он никого не посылал, хотя ему и приносили один раз сульфидин. Упоминание о дочери — больна дочь — только запутало Анну: из деревни в тот же день привезли Наташку, она оказалась здоровой. Остальное сделал Златогоров-сын: испугавшись за самого себя, он выдал и немецкого офицера из санитарной службы охранной дивизии, спекулировавшего медикаментами, и себя — перепродавца их, и Анну Дружинину, жену коммуниста-директора, а теперь явную партизанку.