Леонид Огневский - На другой день

На чье она имя?

— На мое.

— Да чем же ты подтвердишь свою личность?

— Справкой. Паспорта у меня еще нет, а справку сельсовет выдал, мы ходили к председателю вместе с тетей Ядей.

— Ладно. Со справкой и моим паспортом я сумею получить без тебя. Теперь позову шофера и начнем грузиться в машину.

— Зачем?.. — начала было Наташа, но засмотрелась на подошедшую рослую девочку с темными вьющимися волосами, заплетенными в две коротких косички; пухлое лицо незнакомки было грустным, в опущенной руке она держала букетик повядших цветов. — Вы кого-нибудь ищете? — спросила ее Наташа.

— Больше уже не ищу, — ответила та, потеребив свободной рукой пышную косичку. — Не приехал. Вы, дяденька, не заметили, — обратилась она к Дружинину, — не сходил где-нибудь с поезда, — она подняла над головой букетик, — такой высокий, в шоколадном плаще? Он ехал в восьмом вагоне…

— Сходил, — сочувственно сказала Наташа. — Этим поездом ехала я, и я видела, в Новосибирске из восьмого вагона выходил гражданин в шоколадном плаще. — Она могла бы рассказать и подробнее: этот гражданин был пьян, и его вели проводница и паренек в форме железнодорожной милиции — не хотелось огорчать девочку, ведь все равно папа ее приедет. — Его, наверно, привезет следующий поезд.

— Вот всегда так, — сокрушенно сказала девочка и тряхнула букетиком, мол, пропала и встреча и цветы.

— Ну, цветы ты поставишь в воду, они у тебя оживут.

— Может быть.

Как раз подошел Гоша — догадался, что может потребоваться, — стали разбирать вещи; изъявила желание помочь и повеселевшая девочка.

— Мне все равно нечего делать, — и взялась было за ручку чемодана.

— Нет, нет, — забеспокоилась Наташа. — Вам будет тяжело, вы возьмите продуктовую сумку… только не разбейте бутылку из-под молока.

— Что вы, что вы, я же большая! — нимало не обиделась обладательница букетика. Она сунула его в сумку. — Я каждый раз встречаю и провожаю то папку, то старшую сестру Веру, она учится в институте в Москве. Из нас только я да мама сидим на одном месте, никуда не ездим, папка с Верой все время на колесах. А ты еще не жила в нашем городе? — запросто спросила она, подстраиваясь под шаг Наташи.

— Нет.

— У-у, так ты ничего не знаешь, я тебе все покажу. Меня зовут Любой, я окончила семь классов и собираюсь в восьмой.

— И я перешла в восьмой, — обрадованно сообщила Наташа и назвалась.

— Вот и подружка есть, — обернулся к дочери Павел Иванович. — У нас тут, как везде: и школы, и кино, и друзья, и подруги. — Он внимательно оглядел Любу. "Тоже, видимо, год-два не училась из-за войны, для восьмого класса уже переросток"…

— Я свожу тебя в парк, — быстро говорила Люба, когда шли с вещами через вокзал, — у нас он такой лесище! Хочешь, сходим в зверинец, посмотрим косолапого мишку, когда-то еще увидишь медведя в настоящей тайге.

Люба оказалась живой, словоохотливой девочкой. Павел Иванович пригласил ее прокатиться в машине, она и на это, не задумываясь, согласилась; приехали — и уже без приглашения вошла с Наташиной сумкой в дом.

"Теперь скоренько разобрать вещи, — подумал Дружинин, — и можно за стол". Он так и рассчитывал: привезет дочурку с вокзала и первым долгом накормит ее, даст отдохнуть, — дорога дальняя, намучилась в душном вагоне.

Случилось же и на этот раз не так, как он думал… Забежав в просторную комнату с накрытым для обеда столом, Наташа ко всему присмотрелась. Это был не взгляд любопытствующего ребенка, а взыскательный взгляд женщины, которая все сразу примечает, взвешивает и оценивает.

— Ох, папа, — наконец смущённо засмеялась она, — у тебя все как-то не так.

— Как надо, скажи?

— Стол надо поставить посредине комнаты, будет красивей, а картину повесить чуточку выше. Ты ее повесил, будто в детском саду, для дошколят.

— Может быть… — пробормотал Павел Иванович. Нашарил в кармане пиджака конфеты — забыл отдать на вокзале — и сокрушенно покачал головой.

— А скатерть-то, скатерть! — глядя на подружку" прыснула Люба. Один конец скатерти свисал чуть ли не до полу, второй едва закрывал стол. — И неглаженная!

— Ну, ладно, подружки, управляйтесь пока, я поеду за остальным багажом. — Дружинин понимал, что дочь не сядет за стол, пока не переделает все по-своему: хозяйка. Почти Анна!

Когда он вернулся, в квартире были переставлены не только стол и стулья, но и диван, гардероб; на другой стене и намного выше плескалось в багетовой раме синее море, а в окнах парусили тюлевые занавески; главное же — на столе, под тарелками, под Любиным букетиком, водруженным в стеклянную банку, лежала другая, тщательно разглаженная скатерть, в голубую клетку, с каймой. Эту скатерть он покупал до войны, вместе с Анной, скатерть украшала столы, может, в десятке квартир, в полдюжине городов, где им, вечным странникам, приходилось жить.