Регина Эзера - Их было три

Поздоровавшись вполголоса, Гундега быстро прошла через кухню и, не сняв пальто, поднялась к себе в комнату. Но и сюда доносился громкий голос Метры. Гундега растворила окно. Дверь хлева была настежь открыта. Лиена, вероятно, ещё доила коров. Надо бы пойти помочь ей…

Гундеге хотелось поделиться всем, что пережито и сделано на ферме. Ведь это был её первый рабочий день. Но Илма ни словом не заикнулась. И там сидел этот… Метра.

Оконное стекло было прохладным и гладким. Метра внизу запел о каком-то синем платочке.

„Недурной голос, — подумала она насмешливо, — с таким не стыдно петь и в чужом доме“.

Она спохватилась, что всё ещё стоит в пальто, разделась и медленно развязала платок. На лестнице голос Метры был гораздо слышнее. Но вот он стих. Жалобно заскрипели ступеньки под ногами Гундеги. Старые, стёртые ступеньки…

Метра удивлённо взглянул на неё, когда она в кухне потянулась за ватником.

— Это та самая? — услышала она его голос.

Илма не поняла.

— Та самая, твоя приёмная дочь? Как будто выросла, красивее стала…

Илма молчала.

— Иди, девочка, выпей и ты рюмочку!

Наклонившись за ведром с кормом для гусей, Гундега услышала звон рюмок и звук отодвигаемого стула. Она пошла было к дверям, но Метра загородил ей дорогу.

— Саулведи, оставь её в покое! — прикрикнула Илма, и в её голосе слышалась открытая неприязнь. Возможно, ей вспомнился случай с Аболсом. Правда, Метра не был так противен, как пономарь, откровенно говоря, он совсем не был противен, и, может быть, поэтому Илма так и взволновалась. Кто его знает…

Но Метра улыбался, держа в каждой руке по наполненной рюмке. Гундега взглянула ему в лицо. На неё уставились бесцветные глаза пьяницы с красными прожилками на белках.

Гундега засмеялась, вначале Метра, не поняв её смеха, присоединился к ней. Но потом до его сознания дошло, что эта… эта девчонка издевается над ним, старшим лесником.

— Чему вы смеётесь? — спросил Метра, трезвея.

— Знаете, на кого вы сейчас похожи?

— Ну? — спросил он, по простоте своей надеясь, что последует комплимент.

— На пономаря… — проговорила Гундега и, подняв вёдра, ушла.

Метра заморгал, так и не поняв, что Гундега хотела сказать этим странным сравнением. Миловидная и, как казалось Метре, своенравная девушка нравилась ему всё больше и больше.

Хлопнула дверь, и она исчезла.

— Ого! — Метра чуть не задохнулся от изумления. — Какой гонор! Подумаешь — принцесса! Точно скипетр понесла, а не ведро с помоями…

Он говорил ещё что-то, но Гундега уже не слышала. В хлеву она чуть не натолкнулась на Лиену. Старуха стояла опершись на край загородки, глаза её были закрыты.

Гундега встревожилась.

— Вам опять плохо, бабушка?

Глаза открылись.

— Я только чуточку отдохнула. У меня ведь ничего не болит, — тихо ответила Лиена и немного погодя спросила: — Тот ещё там?

— Метра? Там.

Потом они молча вернулись на кухню. Похоже было, что старший лесник ушёл. Бутылка исчезла со стола, не было и фуражки. Лиена собрала ужинать.

— Позови Илму! — сказала она Гундеге.

Гундега вышла в прихожую. Она уже хотела нажать дверную ручку, как взгляд её случайно упал на вешалку — на старых оленьих рогах, прикреплённых на стене рядом с дверью, висели блестящий чёрный дождевик и форменная, с зелёным околышем фуражка работника лесничества…

Рука опустилась, и Гундега вернулась на кухню.

— Илма не идёт?

Гундега покачала головой.

Платок Лиены был опущен на самые глаза. Они ужинали, точно на похоронах, не обменявшись ни словом.

Гундега вспомнила Виктора и Жанну… Матисоне, наверно, сидит у телевизора и слушает концерт из Таллина. Может быть, и Жанна… Матисоне приглашала и Гундегу.

Кот, вскочив на колени к Лиене, тянулся через край стола к тарелке. Но Лиена сегодня почему-то не прикрикнула на него и не прогнала.

Худая рука только легла на спину кота. И Гундега ясно увидела, как эта рука задрожала, даже кот, испугавшись, соскочил на пол.

Сквозь двое дверей послышался глуховатый баритон Метры:

Пение резко оборвалось, словно кто-то ткнул певца кулаком в бок.

Гундега увидела, как Лиена встала и пошла к дверям.

Но по мере приближения к порогу шаг её замедлялся, и, наконец, она, остановившись, обернулась. Лицо её выражало муку и стыд. Она точно чего-то ждала. Потом неслышными мелкими шажками вернулась обратно.