Язмурад Мамедиев - Родная земля

Наташа запнулась, с трудом, отводя глаза, ответила:

— Ну, говорят, что совсем на новые места хотят перегнать весь скот. И самим перебраться…

— Я же не могу одна вернуться, — нерешительно сказала Зиба.

— Хочешь, я скажу, что тебе требуется серьезное лечение, отвезу в город, в больницу, а там…

— Ты хочешь, чтобы я оставила родителей?

— Но подумай, что они намереваются сделать!

Зиба печально покачала головой.

— Нет, лучше умереть рядом с отцом и матерью, чем скитаться бездомной….

Послышались шаркающие шаги Огульхан. Наташа вскинула на Зибу тревожные глаза, — Зиба поняла, едва заметно кивнула ей.

— Вот, угощайтесь, дети мои, — Огульхан раскинула сачак, поставила медный поднес с чалом и лакомствами. — А я пойду, займусь по хозяйству.

Снова оставшись одни, девушки помолчали; потом Зиба, словно разгоняя тяжелые мысли, тряхнула косичками и сказала:

— Ешь, Наташа-джан, ни о чем ее думай. Пусть все будет, как записано в книге судеб.

Чтобы не обидеть ее, Наташа отломила кусочек чурека, стала запивать прохладным чалом.

Молчать было неловко, она сказала:

— А я не так давно еще одного знакомого встретила в песках. Угадай — кого?

Зиба равнодушно пожала плечами.

— Да ты его должна знать, он из вашего поселка. Вспомни-ка первомайский праздник. Парень, что Мердана победил, ну?

Зиба думала о другом и слушала невнимательно — мало ли знакомых парней в поселке?..

— Да Керим его зовут. Вспомнила?

Зиба не могла удержать восклицания; руки сами прижались к груди, словно хотела унять безудержно зачастившее сердце.

— Ой!.. — и смутилась, зардевшись, закусила острыми зубками конец платка: пояснила, как бы в оправдание: — Это наш чабан.

— Вон как, — сказала Наташа, недоумевая и почему-то тоже смущаясь.

— Что же он, заболел? — как смогла равнодушнее спросила Зиба.

Наташа разом вспомнила ту кошмарную ночь, черную бурю, блуждающие огоньки и рев зверя совсем рядом, — и стала быстро, волнуясь все больше, рассказывать, что произошло тогда.

Переживая за подругу, Зиба то вскрикивала, то прижимала руки к груди, то замирала, приоткрыв влажный рот. А когда рассказ дошел до мстительного верблюда, загнавшего обидчика в яму, она засмеялась:

— Так и надо ему, негодяю! Ишь что надумал… — И спросила, все еще смеясь: — А кто он такой, не знаешь?

— Нет. Рада была до смерти, что хорошо кончилось, забыла расспросить. Помню только, что чабаны называли его Ниязкули.

Лицо у Зибы стало таким мертвенно бледным, что Наташа испугалась:

— Что с тобой? Тебе плохо?

Зиба прошелестела одними губами:

— Это мой брат… — Она закрыла лицо руками, застыла, как во время молитвы; потом отняла ладони. — Мы так виноваты перед тобой, Наташа, прости.

Наташа принялась успокаивать ее, уверяя, что Зиба здесь не при чем, и пусть не терзает себя, — мало ли что может вытворить взрослый человек, он сам, один в ответе.

— Ой, Наташа, — воскликнула Зиба, — все к одному! Столько неприятностей навалилось на меня сразу! Ты послушай только…

И она рассказала про клевету, пущенную нивесть кем, про завороженный хлеб, про талисман Халтач…

— Ну, что, что мне делать? — вырвалось у нее, и она тихо заплакала.

Женское сердце Наташи не выдержало, она тоже прослезилась, порывисто обняла Зибу. Так, обмявшись, поплакали они, облегчив душу, потом стали вытирать одна другой мокрые лица.

— Ты прости меня, Наташа-джан. С сегодняшнего дня я не считаю Ниязкули своим братом, так и знай.

— Зато свое мнение о Кериме изменишь, — слукавила Наташа.

Зиба слабо улыбнулась.

Вошедшая Огульхан была поражена: ее дочь сидела в обнимку с доктором, у обеих были мокрые от слез, но умиротворенные, тихие лица.

— О, великий аллах, что случилось? — всполошилась она. — Неужто ты так сильно больна, моя доченька?

— Не волнуйтесь, тетушка, — успокоила ее Наташа. — Ничего страшного нет. Сердце действительно немного побаливает, но это пройдет. А слезы всегда помогали женщинам.

Она поднялась, одернула платье.

— Ты уже уходишь? — изумилась Зиба. — Так быстро?

— Дела, Зиба-джан, — улыбнулась Наташа в ответ на ее искренний, почти детский порыв. — Мне сегодня надо к геологам съездить.

Зиба тоже встала.

— Спасибо тебе, Наташенька, — по-русски сказала Зиба и обняла ее.

Провожая доктора за порог, Огульхан приговаривала:

— И верно — легче стало моей доченьке, спасибо тебе, дохтур. Еще приходи навестить ее. Мы всегда будем рады.