Шервуд Андерсон - Кони и люди [сборник litres]

Все отправились на ярмарку, и дома остался только этот негр; он показал нам всю квартиру, потом он и Берт распили бутылку, которую мистер Мэтерс спрятал от своей жены, и наконец мы пошли смотреть лошадей.

Когда оба негра проглотили бутылку до последней капли, то оба оказались сильно «в градусе». Берт всю жизнь мечтал быть жокеем, что ему, как негру, было недоступно.

Ему удалось уговорить другого негра, и тот позволил ему вывести Бена Ахема и проехаться на нем милю на собственном полигоне Мэтерса. И вот тогда мы убедились, что Бен Ахем – это молния.

Но не успели мы еще поставить его в стойло, как вернулась с ярмарки одна из дочерей Мэтерса, и нам пришлось здорово поторопиться.

Это я передаю вам для того, чтобы все было ясно для вас.

Я наблюдал за этим молодым человеком, – он был в весьма подавленном настроении. Сами ведь знаете, как молодой человек себя чувствует в таких случаях, когда поставил на лошадь и проиграл и свои деньги, и деньги своих барышень. Одна из них, как я быстро сообразил, была его сестра, а другая – возлюбленная.

«Угу, – мыслю я про себя, – надо его наставить на путь истинный».

Он был очень мил, когда я потрогал его за плечо. И он, и барышни были в высшей степени любезны со мной с начала до конца. Я их за это не упрекаю.

Он откинул голову назад, и я поделился с ним моими сведениями о Бене Ахеме.

– Не ставьте на него ни одного цента, в этом заезде он будет так же быстро бегать, как вол за плугом. А после первого заезда ставьте на него все до последней сорочки!

Вот так я ему и сказал.

Никогда я не видел, чтобы человек был вежливее, чем он со мною.

Я уже раза два посмотрел на его сестру, а она на меня, и оба мы покраснели.

Рядом с нею сидел один жирный человечек, и что же вы думаете? Мой молодой человек не побоялся попросить его быть столь любезным и поменяться местами со мною.

Черт меня возьми! Вот я и влопался. Что за осел я был, когда, увидев франта с тросточкой и бантом, напился виски, чтобы только пофанфаронить.

И теперь, когда я сяду рядом с нею, она, наверное, почувствует, что от меня спиртом разит. Я готов был сам себя кой-куда лягнуть, согнать с трибун и заставить пробежаться по всему ипподрому, быстрее тех кляч и битюгов, которых позаписывали в этом году на бега!

Эта девочка, видно, не дура.

Чего бы я не отдал за мятную лепешку, или лимонный леденец, или что-нибудь в этом роде, чтобы отбить запах виски. Мое еще счастье, что в кармане у меня были сигары – по четвертаку штука, – и как раз перед тем, как толстяк встал, чтобы поменяться со мною местами, я вынул две сигары, подал одну из них моему новому знакомому, а вторую сам закурил и уселся рядом с барышней.

Они представились. Его звали Уилбур Вессен, сестру – Люси, а вторую барышню – мисс Элинор Вудбери; ее отец был фабрикантом и где-то в Тиффине выделывал бочки.

Я думаю, что это их благозвучные имена сбили меня с панталыку. Парень, который был грумом на бегах, а теперь работает грумом у богатого человека, владельца того, сего и этого, нисколько не хуже кого-либо другого… Я часто думал об этом, и такого же мнения и сейчас.

Но вы знаете, что такое человек? И поверьте, всему виною ее синее платье, и ее глаза, и то, как она на меня посмотрела за минуту перед тем, через плечо брата.

Мог ли я после этого показаться простофилей-деревенщиной, а?

Ну, конечно, я разыграл из себя дурака, вот что я сделал. Я заявил, что меня зовут Уолтер Мэтерс из Мариэтты, и вслед за этим стал врать наибессовестнейшим образом!

Я сказал, что мой отец – владелец этой лошади и он поручил ее Бобу Френчу, ибо честь семьи не позволяет отцу записывать лошадей под своим именем.

И пошел, и пошел, мне ведь только нужно было разойтись!

Они все наклонились в мою сторону и слушали, и я видел, как блестели глаза Люси Вессен!

Я стал рассказывать о «нашем» особняке в Мариэтте, об огромных конюшнях, о великолепном доме на холме, с которого открывался дивный вид на реку Огайо. Но я был достаточно умен для того, чтобы не говорить беспардонно хвастливым образом. Нет, я только намекал и давал им шанс повыпытать из меня побольше. Я делал вид, что очень неохотно рассказываю о себе.

В нашей семье, правда, никогда не было фабрикантов, и насколько я помню, мы всегда были весьма бедны. Но мы никогда ни к кому за помощью не обращались, и мои предки жили в Уэльсе.

Впрочем, к черту предков!

Сидим и беседуем, будто мы уже годы как знаем друг друга. Я еще добавил, что мой отец послал меня в Сандаски, чтобы я тайком присмотрелся, не устраивает ли Боб Френч каких-нибудь трюков.