Саулюс Томас Кондротас - Взгляд змия

Муки мои, батюшка, невозможно описать словами, они даже мне самому были малопонятны, ибо как возможно так страдать тому, кто не раз причинил столько мучений ближним. Ведь, претерпевая такие страсти, можно сказать, – учась терпеливо мучиться, я, казалось, и цветка не смог сорвать, не терзаемый совестью. Кое-кто из заключенных порывался мне помочь (может быть, даже не из жалости, а от подобострастия), но не осмелился. Да, батюшка, страх. Меня боялись. Даже Криступас Гонтас, бывший ничуть не меньшим, а может, и большим злодеем, чем я, и тот боялся меня. Из опасения утратить авторитет Гонтас сидел, привалившись к стене, и улыбался, не говоря ни слова и не встревая в споры. Но глаза его бдительно, внимательно следили за мной сквозь полуопущенные ресницы: Гонтас меня боялся.

С наступлением сумерек, слыша треньканье солдатских котелков во дворе, заключенные встрепенулись. Они были голодны и теперь проклинали не только свои ушибы, но и солдат, из-за которых они должны помирать с голоду.

– Эй, слышь, они хотят нас голодом уморить?

Лишь я один, содрогаясь от странных конвульсий, не обращая внимания ни на голод, ни на жесткий пол, просидел всю ночь напролет в той же позе. Ничто не изменилось даже тогда, когда на заре ворота открылись и грубый голос рявкнул:

«Мейжис! Шевелись ты, сукина скотина».

У ранних утр, дедонька, есть свой неповторимый запах. Он похож на жасминовый или на запах растертых между пальцами листиков руты. Я почуял его, едва выйдя в ворота конюшни, и сразу же успокоился. Поднимаясь по дворцовой лестнице, услышал:

«Ввести его!»

Меня ввели внутрь. В зале, где в ту ночь спали мы с Гонтасом, сидели мужчина в мундире капитана и мальчик лет пятнадцати, примерно моего роста. Мальчик мне сразу понравился. Господи Боже, отец, ты увидишь потом, каким роковым для меня оказалось присутствие там этого мальчика.

– Какой еще мальчик, Мейжис? Откуда там мог взяться мальчик? Ты его, часом, не выдумал? Может, твои измученные глаза приняли за мальчика какую-нибудь тень или брошенную на стул одежду?

Нет, батя. Там на самом деле был мальчик, по виду еще глупенький, но глаза выдавали в нем острый ум. Как выяснилось в дальнейшем, он был капитанским сыном. Имени его тебе в жизни не отгадать.

– Ну-ка, Мейжис?

Его звали Анусом. Чистая правда, деда. Мне довелось встретить пса, названного Никем, и корову с совсем уж диковинным прозвищем, но живого существа с таким именем я больше ни разу не видел. Когда меня ввели, он мне улыбнулся.

Я думал, они начнут дознание, но, оказалось, совсем не за тем меня вызвали.

– Чего ему, Мейжис, от тебя понадобилось? Что может быть нужно владетельному господину от такого простого парня, как ты?

Он хотел, чтобы я встал к нему на службу. Понимаешь, он был обо мне наслышан, знал, какой я шустрый, какой проворный. В Чекишке, по его словам, поймали злодея, Черного Казимира, которого следовало как можно быстрее доставить в Каунас. У него не было годного для этого человека, и вот он вспомнил про меня. Он так и сказал: если я отведу в Каунас этого разбойника, которого надо как можно быстрее туда доставить, и вручу начальнику тюрьмы письмо, мне все простится. Все мои прегрешения. И я смогу начать жизнь заново. Конечно, я мог отказаться. Но решил рискнуть. Сидя на этой конюшне, я понял, что мои махонькие ресурсы удачливости и счастья иссякли. Не осталось их у меня ни крошки. А когда у тебя нет ни капли счастья и удача от тебя отвернулась, долго разбойником не пробудешь. Той ночью, на конюшне, я с сожалением подумал, что мне раньше надо было завязать с этим ремеслом. И вот подвернулся удобный случай. Я согласился, батюшка.

– Но ведь, деточка ты моя, как бы ты ни был прыток, куда тебе уследить такой путь за человеком, знающим, что его ведут на виселицу.

Сущая правда, отец. Но я должен был вести его не один. Капитан снарядил солдата мне в подмогу.

– Ну тогда совсем другое дело, Мейжис. Тогда стоило попробовать. Только, ты не подумал, что тебя могут обмануть?

Нет, тятенька. Твоя правда, мелькнула у меня такая мыслишка. Но этот хлопчик, Анус этот, с таким искренним сочувствием на меня смотрел, что мне стало ясно: подлога здесь быть не может. Все у меня пойдет как по маслу. То, что капитан позволил мальчику там сидеть, для меня было величайшим доказательством. Никто ведь не позволил бы своему ребенку смотреть, как человека обманывают.

– Но он ведь тебя все равно обманул, Мейжис. Иначе тебя бы здесь не было, верно?