Эрих Ремарк - Время жить и время умирать [litres]

– А меня нет.

Альфонс рассмеялся.

– Ирмин концлагерный запах тоже нет, а? Штегемана он как магнит притягивает. Толстяка на диване. Но не меня. Я нормальный и люблю пышечек. Видишь малютку в углу? Как она тебе?

– Безупречна.

– Хочешь ее? Уступлю, если останешься, Эрнст.

Гребер покачал головой:

– Нет, не получится.

– Понимаю. Поди, отхватил себе девчонку высшего разбора, да? Не смущайся, Эрнст. Альфонс и сам кавалер. Пошли на кухню, подберем тебе что-нибудь, а потом выпьешь рюмашку за мой день рождения. Договорились?

– Договорились.

Госпожа Кляйнерт в белом фартуке стояла на кухне.

– У нас стол с холодными закусками, Эрнст, – сказал Биндинг. – На твое счастье! Бери что хочешь! Или лучше, госпожа Кляйнерт, соберите ему хорошенький пакет. А мы пока спустимся в погреб.

Погреб был хоть куда.

– Давай-ка я сам займусь, – усмехнулся Биндинг. – Не пожалеешь. Для начала вот: настоящий черепаховый суп, консервированный. Разогреть и съесть. Еще с французских времен. Бери две банки.

Гребер взял. Альфонс продолжил:

– Спаржа, голландская, две банки. Можно есть прямо так, а можно разогреть. Без труда. И баночка пражской ветчины. Лепта Чехословакии. – Он влез на лесенку. – Кусочек датского сыра и банка сливочного масла. Все долго хранится, в этом преимущество консервов. А, вот еще персиковый компот. Или дама предпочитает клубничный?

Гребер смотрел на короткие ноги в до блеска надраенных сапогах. За ними поблескивали ряды стеклянных и жестяных банок. Потом подумал о жалких запасах Элизабет.

– Один хорошо, а два лучше, – сказал он.

Альфонс рассмеялся:

– Твоя правда. Наконец-то давний Эрнст. Выше нос! Что так кранты, что этак! Бери все что можешь, а об остальном пускай попы думают. Такой у меня девиз. – Он слез на пол, прошел во второй погреб, где хранил бутылки. – Здесь у нас приличный выбор трофеев. Наши враги – большие мастера по части спиртного. Чего тебе хочется? Водки? Арманьяка? Есть еще сливовица из Польши.

Вообще-то Гребер не собирался спрашивать про выпивку. Запасы из «Германии» пока не иссякли. Но Биндинг прав: трофей есть трофей – раз можно, бери.

– Как насчет шампанского? – спросил Альфонс. – Я его не уважаю. Но для любви, говорят, лучше не бывает. Возьми бутылочку! И удачи тебе нынче вечером. – Он захохотал. – Знаешь, какой шнапс я предпочитаю? Тминный, хочешь верь, хочешь нет. Старый добрый тминный шнапс! Прихвати с собой, а когда будешь пить, вспомни про Альфонса.

Он взял бутылки под мышку и прошел на кухню.

– Сделайте два пакета, госпожа Кляйнерт. В один – съестное, во второй – бутылки. Бутылки проложите бумагой, чтоб не побились. Да, добавьте еще четверть фунта натурального кофе. Этого достаточно, Эрнст?

– Надеюсь, что сумею унести.

Биндинг сиял.

– Альфонс не мелочится, верно? Особенно в свой день рождения! И уж точно не со старым школьным товарищем!

Он стоял перед Гребером. Глаза блестели, лицо раскраснелось. На вид точь-в-точь мальчишка, отыскавший птичьи гнезда. Его добродушие растрогало Гребера, но потом ему вспомнилось, что Альфонс примерно с таким же видом слушал истории Хайни.

Биндинг подмигнул Греберу:

– Кофе – на завтрашнее утро. Надеюсь, ты учтешь, что завтра воскресенье, и не попрешься спать в казарму! А теперь идем! Хочу быстренько познакомить тебя кое с кем из моих друзей. Со Шмидтом и Хофманом из гестапо. Всегда могут пригодиться. Ну на несколько минут. Выпей рюмашку за мое здоровье! Чтобы все осталось, как здесь и сейчас! Дом и все прочее! – Глаза Биндинга повлажнели. – Мы, немцы, все-таки безнадежные романтики.

– На кухне все это оставлять нельзя, – сказала ошеломленная Элизабет. – Попробуем спрятать. Если Лизер увидит, она немедля донесет, что я торгую на черном рынке.

– Черт! Об этом я не подумал! А нельзя ее подкупить? Чем-нибудь из этого барахла, что нам самим не по вкусу?

– А тут есть что-нибудь, что нам не по вкусу?

Гребер рассмеялся:

– Разве что твой искусственный мед. Или маргарин. Да и они через день-другой лишними не будут.

– Она неподкупна, – сказала Элизабет. – Гордится, что живет только на карточки.

Гребер задумался.

– Часть мы можем съесть до завтрашнего вечера, – сказал он. – Но все не одолеем. Куда денем остатки?

– Спрячем у меня в комнате. За одеждой и книгами.

– А если она пронюхает?

– Каждое утро, уходя на работу, я комнату запираю.

– А вдруг у нее есть второй ключ?

Элизабет подняла глаза.