Лариса Исарова - Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

В те же годы поручила императрица художнику Одольскому написать портреты всех членов августейшей фамилии. Особенно ей полюбилось свое изображение во весь рост, с арапчонком, выглядывающим сзади. Ее лицо не поражало красотой, было ласковым и спокойным, не очень величественным, но прекрасная пышная прическа, гордая посадка головы показывали истинную персону, а горностаевая мантия, и корона, и скипетр казались настоящими. Первый раз она их даже рукой потрогала. Но больше всего она оценила, что художник понял, как нелегка, сложна ее жизнь. Глаза женщины на картине, умные, острые, но невеселые, смотрели зорко, точно она вглядывалась в будущее, пытаясь его угадать.

Чувство к мужу растаяло, но детям от этого больше любви доставаться не стало.

Дочери императорской четы воспитывались под наблюдением обер-полицмейстера Дивьера. Екатерина пожелала, чтобы они учились ездить верхом, плавали, танцевали, знали каллиграфию, изучали языки. Анна была необыкновенно похожа на Петра. Она готова была сидеть над книжками часами, сама учила мировую историю, интересовалась рассказами и письмами послов. А Елизавета больше походила на мать; хохотушка, она прекрасно играла на гитаре, пела, была жалостливой к людям.

Дочери были послушны, приветливы, здоровы, их воспитательница француженка Ленуа заслужила богатую награду. Все бы хорошо, но точно какая-то преграда стояла между Екатериной и дочерьми. Они никогда не спрашивали ее совета, не ластились к ней. Иногда Екатерине хотелось, чтобы дочери пожалели ее, посочувствовали, но они хранили отчужденность. Особенно холодно держалась Анна, не выносившая пристрастия матери к крепким напиткам. Черные брови девочки сдвигались, а в глазах вспыхивало бешенство, когда она видела Екатерину пьяной. Она умела прятать свои чувства далеко и надежно, мало кто знал, как она любит мать и страдает за нее.

Куда легче было Екатерине с чужими. Больше всего ее тешила княгиня Голицына, любительница выпить, старательно притворявшаяся глупой. Ее лицо, дряблое, с опущенными губами, всегда имело странное выражение, но чем-то она была Екатерине симпатична. Когда Голицына оказалась замешанной в деле царевича Алексея и Петр повелел прилюдно высечь дерзкую батогами, Екатерина вымолила ей прощение. И снова приняла в свои апартаменты, потому что привыкала к людям и скучала, когда они исчезали.

Больше всего она томилась муками безделья, привыкнув с детства что-нибудь делать: шить, готовить, стирать. Поэтому любила бывать с императором в походах, где при необходимости стряпала, стирала, обихаживала мужа, как простая солдатка…

Тайными праздниками стали для нее посещения Монплезира. Как-то решила она съездить туда, посмотреть новую кухню.

Запах сырости шел от только что наклеенных изразцов, воздух был влажным, сгущенным. Сверкала холодом оловянная английская посуда. Ярко блестели разноцветные китайские тарелки на дубовых полках, а в ларе уже были сложены травы, которые она повелела сушить и добавлять в еду: рута, тмин, мелисса. Гирлянды лука и чеснока еще не были повешены по стенам и лежали в плетеных корзинах.

Нестерпимое желание вспомнить былое, показать свою ловкость, умение, расторопность накатило на императрицу. Она приказала оставить ее одну и сбросила платье, чтобы не мешало в работе. Нашла любимую Петром перловку, перебрала полфунта, зажгла плиту. Потом поставила варить крупу, слила первую вскипевшую воду, довела крупу до мягкости. В ступке истолкла полфунта сладкого мягкого миндаля и несколько штук горького, залила водой, вскипятила в кастрюльке, положила туда размягченную перловую кашу, добавила, помешивая, полстакана сахара и щепотку тмина с мелиссой.

Она перебегала от дубового ларя к плите, передвигала тяжелые медные кастрюли и удивлялась, что ее руки ничего не забыли, все делают сами и ей дышится весело и легко, точно сбросила вместе с платьем лет десять. Она глянула в окно и вдруг подумала, что, может быть, ее жизнь оказалась бы счастливее, если бы она была женой солдата, своей ровни. В каждодневной работе, с детьми, огородом, со стираным бельем…

Каша попыхивала, пузырясь, приятный аромат наполнял кухню. Екатерина отвернулась и стала разглядывать изразцы на стене. На белом квадрате — синие крути, а в них — и диковинные цветы, и кораблики, и лодки, и деревья, и замки с мельницами. На всех была обязательно вода, любимая Петром. Море, река, пруд, залив, и рыбаки, матросы, дамы в шляпах — все маленькие, точно кукольные…