Лариса Исарова - Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

Лучше всего у нее получался англез, когда дамам полагалось завлекать кавалеров, а потом, при смене ритма от медленного к быстрому, убегать от них. Иногда танцующие останавливались, наблюдая, как она кружила Петра, и хлопали в ладоши, видя его счастливым, веселым и спокойным.

Нравились ей и праздники в Летнем саду, куда являлись высшее и среднее сословия. В таких случаях на одном из бастионов Петропавловской крепости вывешивали желтый флаг с орлом в центре, который держал в когтях четыре моря. В пятом часу раздавалось несколько пушечных выстрелов, многие приезжали на лодках. Она со своими дамами сидела в Летнем саду, у фонтана, который так и назывался Царицын, а великие княжны встречали гостей и преподносили особо почетным чарку водки или стакан вина. Потом мужчины уходили смотреть зверинец, играли в шахматы, шашки, а дамы слушали музыку и болтали; и те, и другие вовсю пили вино, потому что царская чета показывала пример…

Постепенно Екатерина заметила, что веселье императора натужно, он все чаще заставлял пить до полусмерти и кавалеров, и дам. Если кто-то пытался отказаться, лицо его искажалось судорожной, злобной гримасой, а смех звучал хрипло, похоже на лай.

Он вел себя все страннее, точно ждал удара в спину, порой внезапно оборачивался, подозрительно оглядывая того, кто оказывался сзади.

Однажды сказал ей, кривя губы:

— Рабы, холопы, все терпят, а я бы восстал, придумал заговор… почище Фиесты. — Губы императора растягивались с трудом, точно крутое тесто, а глаза въедливо всматривались в ее лицо. — Хочешь командовать ими, обращайся к их порокам, на их добродетелях далеко не уедешь… — И добавил: — Веселись и меня весели, друг мой сердешненький, а учить строптивцев — моя докука и забота…

Ее тоже иногда удивляло, что все сгибаются перед ним, смиряются, никто не бунтует. Хотя куда бунтовать против силы… Петр опирался на армию, и армия верила в него, как в Господа Бога. Царь научил ее побеждать. Еще недавно жалкая, битая и униженная, ныне она внушала страх и восторг. Слава — самая желанная награда в молодости, а к старости император обещал своим воинам достойную жизнь. Он внушил им, что русская армия может совершить невозможное, и солдаты шли за ним с восторгом, жертвуя собой…

Разве что старая знать иногда решалась на тихий бунт. Тайно посылал деньги опальному Шафирову князь Голицын. Князь Долгорукий чуть не поплатился головой, упрямо говоря на суде о полезных деяниях взяточника князя Гагарина. Родовитые бояре, когда началось рассмотрение дела царевича Алексея, роптали между собой, а Шереметев не приехал в Петербург на суд, не голосовал за смертную казнь, сославшись на болезнь. Хотя и потерял этим расположение царя…

Однажды камергер Монс читал ей про римлянина Цезаря, решившего стать императором, и про его друга Брута, убившего Цезаря во имя республики. Петр вошел в ее покои, прослушал все молча, подергивая лицом, не присев, а потом захохотал:

— Бабьи сказки! Был сей Цезарь — знатный полководец, а сгубила его зависть низкая, пал от руки того, кого благодетельствовал…

Екатерина пыталась бороться с собой и заменяла угасающее чувство к мужу особой о нем заботой.

Она попросила его построить «попутный дворец» в Петергофе, чтобы было где ему отдохнуть после многодневных, многочасовых инспекций. Заказала и собрала там много модной, ценной мебели. В кабинете императора повесили двенадцать резных дубовых картин, а ниже, в рамах, точно фаянсовый ковер, голубели изразцы. Но уже не голландские, а свои, Стрельнинского и Невского кирпичных заводов.

Между резными картинами развесили картины Сило, которые они с Петром купили в Амстердаме. Сей дворец, прозванный Петром Монплезир — «Мое довольствие», — отвечал всем его высказанным и невысказанным пожеланиям. Разноцветные паркеты делались по его рисункам: круги, восьмигранники, квадраты и ромбы. Черное дерево, дуб, береза, ольха, красное дерево — в эти полы можно было всматриваться, точно в кружевные плетенья.

Екатерина предпочитала парчу в обивке, бархат; муж — сафьян, и они иногда наедине спорили, отстаивая разумность своих вкусов, пока императрица не сдавалась. Она приглашала мастеров «кабинетного дерева», учившихся в Англии и Голландии, придирчиво рассматривала их изделия и многое браковала. Она часами объясняла столярам, что надобно сделать, чтобы их работа была не хуже заморской. Но делалось все по вкусу царя, и Петр благодарил ее, растроганный, говоря, что ничто так не радует его душу, как то, что Катенька угадывает его желания.