Лариса Исарова - Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

Дмитрий Шереметев не обладал даром красноречия и казался угрюмым молчуном, зато голос имел приятный; так же как и родители, он страстно любил музыку. Особенно — церковную, торжественную и величественную, с детства вызывавшую у него благоговение.

Варвара Шереметева писала: «Бедный молодой человек был очень жалок, его обворовывают просто ужас. Представьте себе, что его доход недостаточен, он почти всегда дома и с ним люди; и те, кто у него живет (так как у него большое количество живущих,) до того овладели им, что он не может сделать шагу без них: у него нет больше ни копейки денег на расход и, чтобы жить, он занял два миллиона денег. Можно ли видеть, что-либо ужаснее! Горе богатым сиротам. При этом, говорят, он чрезвычайно добр, более чем на 10 000 рублей раздает пенсий, много детей воспитывается на его счет, я нахожу его очень несчастным, но такова уж судьба этого человека».

Варвара Шереметева делает грустный вывод: «Какой странный человек молодой граф! Представьте себе, он терпеть не может свет, всегда дома и всегда у него молодежь обедает и проводит целый день, он абонирован на все спектакли, но нигде не бывает, он отдает свой билет любому, кто желает его получить…

Как только бал у какого-нибудь вельможи, его приглашают, он обещает, но еще накануне говорит в полку, что он болен, чтобы не ехать… Странное существо, и мне жаль его, здесь делают все, чтобы его женить, но нужна женщина с большим опытом, чтобы он был счастлив и чтобы были счастливы все, кто его окружает…»

Положение графа Дмитрия осложнялось тем, что некоторые знатные родственники начали борьбу за его богатство. А кое-кто откровенно мечтал о его смерти, чтобы получить хоть часть огромного состояния, пока он его не промотал.

Именно о такой однажды лопнувшей надежде министра просвещения Уварова написал Пушкин ироническую оду «На выздоровление Лукулла»:

Пушкин, как всегда, точен в деталях. Бывшие дворовые, получив после смерти графа Николая Петровича Шереметева вольные, отчаянно ревновали молодого графа ко всем, кто мог ослабить их влияние. Опекуны оказались бесхозяйственными. После нашествия французов на Москву они крайне дешево продали семейные бриллианты, чтобы восстановить усадьбы «юного Лукулла» и странноприимный дом. Правда, к совершеннолетию графа Дмитрия опекуны передали ему три миллиона накопленных денег, но он промотал их с легкостью необыкновенной, раздал многочисленным попрошайкам и нахлебникам.

Не имея серьезного образования и глубоких нравственных устоев, он казарменными развлечениями губил свои природные способности и время от времени впадал в уныние и апатию. С годами эмоции понемногу угасали, он становился жестче, желчнее, меньше ощущал чужую боль и все больше стыдился матери, всячески подчеркивая свое графское происхождение. Холопов он откровенно презирал и очень неохотно отпускал их на волю. Скрипичных дел мастеру Ивану Батову дал свободу лишь по просьбе императора Александра I, да и Ломакина — знаменитого создателя шереметевской певческой капеллы — долго мучил пустыми обещаниями.

Как дед и отец, он был убежден, что крепостные не могут существовать без барина, что воля делает их распущенными, что они неразумные дети, которых надо всю жизнь воспитывать.

Голос совести граф Дмитрий слышал часто, но с годами он все реже ему подчинялся…

Много лет назад я познакомилась с Сергеем Михайловичем Голицыным, детским писателем, удивительно незлобивым и в чем-то простодушным человеком. Он поразительно знал историю страны, историю знаменитого своего рода. Однажды он упомянул, что Голицыны в родстве с Шереметевыми.

Узнав, что я собираю материал о крепостной певице, посоветовал обратиться к своей кузине — Ксении Александровне Сабуровой, живущей во Владимире.

— Она живая история рода. Память удивительная, но характер непреклонный, точно у боярыни Морозовой. Если сумеете ей понравиться — узнаете много любопытного, но ее замучили нынче посетители. Она ведь в родстве и с Лермонтовым… Конечно, важнее всего было бы вам побеседовать с графом Василием Шереметевым, последним потомком старшей ветви, но он, к несчастью, в сумасшедшем доме. Молчит, рука не двигается, а ведь мог бы стать известным художником…