И я поехала во Владимир, заручившись запиской С.М.Голицына. Ксения Александровна Сабурова оказалась сильно хромавшей женщиной на отечных ногах, с небрежно подколотыми седыми волосами. Ей было уже за восемьдесят. Осмотрев меня и прочтя записку Голицына, она холодновато разрешила мне войти в квартиру.
Обычная двухкомнатная квартира со смежными комнатами в «хрущевке» поразила меня откровенной бедностью. Лишь над дряхлым диваном, прикрытым белым полотняным чехлом, висела акварель Соколова. Я узнала прекрасное задумчивое лицо Анны Вяземской, по матери Столыпиной, жены Сергея Михайловича Шереметева.
Ксения Александровна сдержанно поинтересовалась моими историческими розысками. Ее блеклые, чуть выпуклые глаза слегка косили, и меня не покидало ощущение, что она смотрит сквозь мое лицо на стену за мной. Удивительная простота поведения, сдержанность, зоркость коротких взглядов, непринужденность движений, естественность без высокомерия делали ее значительной.
Я спросила о ее родстве с Парашей Жемчуговой.
— Моя мать — дочь внука Прасковьи Ивановны, Сергея, старшего сына графа Дмитрия, от брака с Анной Шереметевой. Дед был одним из самых близких друзей императора Александра III. Они много вместе озоровали в молодости. Оба преклонялись перед русской историей. Император даже мундиры в русской армии переделал, чтобы стали более национальными. И бороду разрешил носить офицерам в пику императору Петру Великому. И Александр III, и мой дед преклонялись перед царевичем Алексеем, истинно русским человеком… Мой дед много писал, выпустил книгу об Анне Шереметевой и Татьяне Шлыковой, опубликовал переписку Николая Петровича Шереметева. В 1919 году он умер от гангрены ног, умер вовремя, не дождавшись ареста. Арестовали всех мужчин в моей семье. И его сыновей, и моих братьев, и отца.
Она передохнула, ей не хватало воздуха на длинные монологи.
— Старший сын Сергея Дмитриевича, Павел, давал деньги на завтраки своему однокласснику. А тот потом стал большевиком и заявил, что Павел жертвовал на революцию. Павла быстро освободили и сделали хранителем усадьбы Остафьево, дали квартиру в башне Новодевичьего монастыря. Деда же и отца моего расстреляли. Братьев моих выпустили, но потом много раз арестовывали, пока они не погибли… Отец мой был последним генерал-губернатором Петербурга. Фамилия гордая — Сабуров. Из этого рода была Соломония Сабурова, первая жена великого князя Василия Темного, отца Ивана Грозного. Они всегда отказывались от всяких титулов, считали, что род славен и знатен и без этой мишуры.
Хозяйка этой убогой квартирки легко произносила самые известные исторические фамилии.
— Вы, наверное, слышали, что Вася Шереметев в сумасшедшем доме? Это наследственное, от дяди Павла. Он в молодости безумно влюбился в красавицу Нарышкину, а она обожала его брата Петра, женившегося на Мейсдорф. С горя Нарышкина вышла за Воронцова-Дашкова, но, уже имея пятерых детей, его бросила. И послала дяде Павлу телеграмму, приглашая на свадьбу в церковь к определенному часу и дню. Он почему-то решил, что она за него выйдет, а Нарышкина попросила его быть лишь ее шафером, вторым ее мужем стал князь Долгорукий. Павел сошел с ума, долго находился в сумасшедшем доме, а Нарышкина покончила с собой, узнав о смерти Петра Шереметева от чахотки.
Моя собеседница, видимо, прожила очень нелегкую жизнь, но вспоминала своих родных с протокольной бесстрастностью.
— Граф Павел Сергеевич Шереметев, правнук Прасковьи Ивановны, женился в пятьдесят один год на Оболенской. Врачи предупреждали, чтобы он не имел детей хотя бы пять лет после выхода из сумасшедшего дома. Вася Шереметев, мой кузен, родился в 1922 году. Я старше его на двадцать один год, поэтому всю жизнь жалела его, несчастливого. Удивительный был правдолюбец и крайне религиозный. Во время войны Вася Шереметев воевал в десантных частях, несколько раз был ранен, но ничего не боялся, потому что носил семейную ладанку с портретом Прасковьи Ивановны. Ее считали чудотворной и передавали старшему сыну в роду. После войны Вася поступил в Суриковский институт и, говорят, подавал большие надежды как художник. Но на втором курсе его исключили. За картину «Встреча». Им велели написать курсовую работу «Возвращение с войны». А он изобразил запущенную лестницу. На площадке в приоткрытой двери стоит старуха с коптилкой. А по лестнице поднимается старик. В руках — авоська с двумя картошками, а третью он ей протягивает на ладони… Вася назвал свою картину «Поговорим о странностях любви». Ордена спасли его от политических обвинений, но учебу он потерял. И пошел подрабатывать экскурсоводом в Останкино.
Читать дальше