— Как же вы предлагаете мне поступить? — спросила она, не подымая глаз. — Ведь это не может длиться вечно… Я ему ничего не обещала…
— Вы отлично знаете, мадам, что дело не в этом…
Слово «мадам» он произнес с чисто американской напыщенностью и для вящей выразительности нагнулся вперед всем телом. Арчи обладал незаурядным талантом в такой области, как очистка яблок, он срезал с яблока тоненький слой кожицы, она падала на тарелку нигде не нарушенной спиралью. Яблоки он закусывал сыром. Сыром горгонцола, почти голубоватого оттенка. Он залпом выпил стакан вина.
— У Поля есть друзья, — сказала Береника. — Он не создан для деревенской жизни. Ему необходимо читать журналы, все выходящие в Париже журналы; ему необходимо негодовать по поводу стихов, которые ему не по душе, по поводу людей, у которых не такой нос, как у него, необходимо изобретать моды, непризнанные книги, нелепых героев. Он любит играть на рояле, любит галстуки и кино. Он весьма и весьма чувствителен к лести, легко верит, что женщины от него без ума. Через минуту он уже забывает причину своих недавних слез потому, что его слишком многое интересует. Он мог бы со всей страстью заниматься даже политикой. А я для него лишь эпизод…
— Не надо думать так!
Сейчас Молли направила все свои усилия на варку кофе. За какое бы дело она ни бралась, почему-то создавалось впечатление, что она выступает с аттракционом на арене мюзик-холла. Она крутила кофейную мельницу с таким видом, будто объезжала чистокровного скакуна. Даже такая несложная операция, как процеживание кофе сквозь ситечко, принимала характер религиозного обряда. И все же получилось не кофе, а настоящие помои.
— Кладите больше сахара, — скомандовала Молли. — Кофе ужасный!
И без спроса кинула в чашку Беренике еще два куска сахара. Пришлось пить сироп, чуть тепленький, тягучий.
— Вы же сами видите, что он уже бросает меня ради Менестреля, — сказала Береника. — Самое главное в его жизни вовсе не женщины, а «группа»…
— Группа! — повторил Арчибальд и громко выругался, прибегнув к лексикону шекспировских героев. Он первый расхохотался вырвавшимся у него словам, затем стал объяснять Беренике поучительным тоном смысл шекспировских ругательств, упершись подбородком в кадык, от чего поверх воротничка легла складка жира. Заговорил о театре елизаветинской эпохи. Оказалось, что Береника не читала «The Spanish Tragedy». Глядя на нее покровительственно, Арчи перевел своим утробным голосом:
— «Испанская трагедия».
Он медленно выговаривал французские слова, рассекая их, «Ис-пан-ская», и упирал на последний слог. В Иельском университете ему втолковали, что во французском стихе не существует тонического ударения и что все слоги в стихотворной строчке произносятся совершенно одинаково: та-та-та-та…
Береника и не заметила, что она первая, а не Арчибальд, снова заговорила о Поле:
— Однако, если я его не люблю… конечно, я его люблю… но не так, как бы ему хотелось…
— Как он считает…
— Как он считает… Но ведь я тоже существую, Арчи. И у меня тоже есть сердце.
— И это сердце занято кем-то?
Береника не ответила. Молли бросилась на пол и выхватила из-под кровати какой-то предмет, одновременно тяжелый и легкий, издавший при падении звук «да-а-н». Это оказалось банджо, и теперь Молли тихонько аккомпанировала беседе, к которой она была до странности равнодушна.
— Занято ли мое сердце?
Произнося эти слова, Береника побледнела. Арчи пробормотал так, как бормочет в отдалении гром: «Бедный Поль». Молли наигрывала на банджо «The Old Kentucky» [14] «Старый Кентукки» (англ.) .
. Глаза Арчи увлажнила слеза. По-видимому, таково было действие музыки. А может быть, и коньяка. Выпил он довольно крепко.
— Если ваше сердце занято… Береника, почему же тогда вы уступили Полю, а не тому, кем занято ваше сердце? Почему?
Береника почти совсем не знала этого Арчибальда Мэрфи. Видела его всего раз пять-шесть, да и встречи их продолжались обычно минут десять, ну, самое большее час… Даже если сложить все эти минуты и часы — получится ничтожно мало. На каком основании, по какому праву он пристает к ней с вопросами? Но Береника даже как-то не подумала об этом. Почему она уступила Полю, а не…
— Знаете что, — произнесла она, и голос ее прозвучал почти вызывающе, — гораздо легче уступить тому, кого любишь не совсем настоящей любовью, чем тому, кого по-настоящему любишь…
Мэрфи поглядел на нее и покачал головой. И сказал скорее для себя, чем для Береники:
Читать дальше