Александр Сегень - Тридцать три удовольствия

Не помню, как разговор коснулся сочинительства, и я спросил, что такое пишет Джоанн. Она, нисколько не смущаясь, предложила мне пойти с ней и послушать написанное. Мы отправились к ней в номер. Нечего сказать, номер был респектабельный, там даже стояли какие-то невысокие статуи, изображающие рабов с опахалами в руках. На стене висел огромный папирус под стеклом — Тутанхамон перед судом Осириса. Я расположился в кресле, а Джоанн взяла рукопись и, усевшись на кровати, принялась читать. Поначалу шли описания египетских пейзажей, затем там появились две англичанки-путешественницы, стало ясно, что это девятнадцатый век. Обе англичанки влюбились в молодого египтянина, который сопровождает их, проводит внутрь пирамид, знакомит с какой-то таинственной огромной жабой, в которой живет душа древнего египетского мага Нефресиса… Поначалу я хорошо понимал то, что она мне читала, а когда почувствовал, что напрягаюсь, подошел к Джоанн сзади и стал снимать с нее тенниску.

Через час мы вернулись в патио, сели за наш столик и стали смотреть на какие-то новые игры, затеянные вокруг бассейна и в самой воде. Все произошло так легко и просто, как будто и не было ничего. Я восхищенно рассказывал о том, что мне якобы никогда не приходилось читать ничего, подобного сочинению Джоанн, а когда Николка шепотом поинтересовался, неужели мы только читали, я ответил:

— Нет, мы хотели еще порисовать акварелью, но решили перенести на завтра.

Совершенно забыв про свою примадонну, Николка напропалую ухлестывал за Энджи, но потом, когда он с ней танцевал, между ними вышла какая-то размолвка, и Энджи, подойдя к Джоанн, сказала, что смертельно устала и хочет лечь спать. Когда канадки ушли, я спросил у Ардалиона Ивановича, не заметил ли он каких-либо показаний на своем приборе.

— Нет, — ответил он, — стопроцентный голяк.

— Динамо она, твоя танцовщица, — сказал Николка. — Не приедет.

— Поматросила, — сказал врач Мухин с достоинством.

— Эх, — горестно вздохнул Николка, — до чего же на свете много динам.

— Ты думаешь? — откликнулся я. — А между тем взгляни: крокодила-то они забыли. Случайно ли?

— Считаешь, с намеком? — оживился Старов. Рассмеявшись, он хлопнул меня по плечу, извлек из бассейна резиновое чудовище и понес его в названный мной номер гостиницы.

В полночь мы все, кроме Николки, вернулись в наш «Виндсор». Я уже лег спать, когда пришел и Николка. Он был наигранно весел.

— Ну как? — спросил я. — Удалось?

— Более чем, — ответил он.

— То есть?

— С обеими сразу.

— А вторая-то зачем тебе понадобилась? Она ведь далеко не красавица.

— Ты был прав. Они не просто подружки. И в этом, старик, такой шарм!

— Во-первых, скажу тебе, ох и развратная же твоя морда! А во-вторых, добавлю, ох и врун же ты!

Николка не выдержал испытания и расхохотался:

— Гады вы, сатирики, все сечете!

— Известное дело, мы сечем, а вы — наши насекомые. Где же ты пропадал столько времени?

— В том-то и дело, что эти канадские динамомашины битых два часа на холостом ходу меня крутили. Все потешались над тем, как я произношу их поганые английские слова. Правда, угостили кофе с ликером «Амаретто». Вообще-то они хорошие девчонки. Мы довольно мило посидели. И эта Джоанн, кстати, не такая уж уродина, как ты думаешь. У нее такие глазки умненькие, она иногда так посмотрит, что прямо залюбуешься.

— Все понятно. Страдания молодого Вертера перекинулись от Украины к Канаде. А ведь еще не стерлись башмаки… Хотя, что я говорю, мы же тебе как раз новые башмаки купили. Хороший рецепт для безнадежно влюбленных — купи себе новые ботинки, и предмет страсти моментально забудется.

Николка тем временем улегся в постель и оттуда вздыхал.

— А ты знаешь, — сказал он наконец, после некоторого молчания. — Если честно, то я никого бы сейчас не хотел, кроме моей Танечки. Представляешь, после всего уж, что между нами было плохого, засыпаю и вижу, как она подходит ко мне, смотрит ласково и кладет мне руки на плечи. Понимаю, что обратной дороги нам друг к другу нет, а все равно в душе остается только хорошее, и оно согревает.

— Для того и душа, чтобы в ней только хорошее оставалось. Ведь душа — не помойка, не место для хранения отбросов.

— Это ты прав, хоть и циник. Представляешь, я тут полмесяца назад приезжаю к ней, а у нее в квартире как было все год назад, когда мы с ней разбежались, так до сих пор и стоит — ни на грамм ремонт не продвинулся. Обои, линолеум, паркет, все стоит нетронутое. Я спрашиваю: «Что же ты ремонт не делаешь, у тебя же есть деньги?» А она мне: «Ну да, я сделаю ремонт, а ты у меня эту квартиру оттяпаешь и привет!» Вот глупая! Я же ей слово дал, что не буду претендовать на квартиру. И мне жалко ее так стало. Говорю: «Давай начнем все заново?» А она мне, знаешь, что сказала?