Александр Сегень - Тридцать три удовольствия

— Что?

— «Не могу, — говорит, — столько злобы на тебя накопилось, что уверена — на второй день все всплывет и заново начнется».

— Это на тебя-то злоба? За что же?

— Ну как за что? За то, что пять лет не мог добиться этой квартиры, что пять лет мы с ее пьяницей-отцом жили. А потом — что не сразу в обставленную квартиру привез, что безденежье, что долги. С одной стороны, она понимает, что я не виноват, а с другой — бабий инстинкт ее жжет: раз муж, значит должен обеспечивать. Это ж у них подспудное.

— Ладно, Никол, плюнь. Я уж так обрадовался — думал, ты и в самом деле в эту Ларису-актрису влюбился.

— А кто тебе сказал, что не влюбился? Может, как раз и влюбился. Вот встретимся с ней в Асуане, и узнаем.

— «Завтра мы встретимся и узнаем, кому быть хозяином здешних мест», — чтобы сделать Николке приятное, процитировал я его любимого поэта.

— Во-во.

— А ты знаешь, — все-таки потянуло меня за язык, — ведь сада Эзбекие, оказывается, уже давно не существует.

— Да знаю, — вздохнув, отозвался мой друг. — Я это еще раньше знал, еще до того, как мы сюда приехали.

На следующий день с утра до обеда никаких экскурсий не было, и мы снова отправились загорать в патио при гостинице «Савой». Там нас ждало небольшое удивление — оказалось, что когда приходишь второй день подряд, то билет в патио уже стоит не один доллар, а три. Ясное дело, это они на ходу сочинили, видя, как нам понравилось сюда ходить. Плюнув, мы заплатили за четверых двенадцать долларов и целых пять часов наслаждались купанием в бассейне и осторожными солнечными ваннами. В качестве наглядной агитации о соблюдении осторожности перед нами неподалеку от наших лежаков и шезлонгов страдала облупленная и обгорелая немка, которая без конца намазывалась всякими мазями и жалобно кряхтела.

Наши вчерашние канадки так и не появились, не говоря уж о коварной Закийе Азиз Галал. Ночь, проведенная мною с ней в «Индиане», уже начинала казаться мне выдуманной, приснившейся. Мне все труднее становилось ощущать прикосновения к ее телу, оживлять ее поцелуи, чувствовать всю ее. Желание продолжения жизни стало во мне побеждать жажду нового обладания этой женщиной. Моя кожа, хорошо пропекшаяся на луксорском солнце, жужжала как пчела, радующаяся обилию соков.

Николка все-таки пару раз наведывался к канадкам, но их не было в номере — как видно, уехали на экскурсию.

Мы уже собирались уходить из «Савойи» к себе в «Виндсор» обедать, когда к нам подошел портье и спросил:

— Can I speak to Mr.Mamonin? [37] Могу ли я поговорить с мистером Мамониным? (англ.).

Я взволнованно спросил, что ему угодно.

— Sir, we had a telephone talk with Mss. Aziz Galal. She asked to tell you only one word: «Elephantine» [38] Сэр, у нас был телефонный разговор с мисс Азиз Галал. Она просила передать вам только одно слово: «Элефантина» (англ.). .

— Only this word? [39] Только это слово? (англ.).

— Yes. Only this: «Elephantine» [40] Да. Только это: «Элефантина» (англ.). .

— What does it mean, don’t you know? [41] Что это значит, вы знаете? (англ.). .

— Maybe an island near Aswan. There is one [42] Возможно, остров около Асуана. Там есть такой (англ.). .

— Thank you, — поблагодарил я его и дал два доллара.

— Все понятно, — сказал Ардалион Иванович, когда араб, откланявшись, ушел, — свидание переносится дальше вверх по Нилу. Если только и это не фокус. Тут уж все дело в том, кто в ком больше заинтересован — мы в ней или она в жизненной силе нашего Феди.

— Мамонт, — сказал Игорь, обращаясь ко мне старой школьной моей кличкой, — тебя заманивают в западню и нас вместе с тобой. Хватит ли у нас долларов, чтобы объехать весь свет по указке каирской плясуньи?

— При сильной экономии до Мыса Доброй Надежды доберемся, — заверил Ардалион Иванович.

— Может, лучше добежать до канадской границы? — подмигнул я Николке.

После обеда нас повезли осматривать Карнакский храм — самое гигантское строение Древнего Египта.

Он представляет собой целый город огромных залов, величественных колоссов, обелисков, сфинксов, исписанный миллионами иероглифов, поддерживаемый невероятных размеров колоннами. Достаточно сказать, что на вершине каждой из больших колонн Карнака должны были умещаться сто рабов. В одном из залов храма — священное озеро, увы, заросшее тиной и давно не чищенное, а на самом восточном окончании этого святилища есть место, куда собирались первые христиане, и стоит крест, высеченный ими из огромной статуи.

Наша группа разбрелась по Карнакскому храму и лишь изредка, переходя из одного зала в другой, блуждая среди статуй или обломков, мы встречали кого-нибудь знакомого. Чтобы чуть-чуть почувствовать Древний Египет, не обязательно видеть пирамиды, нужно хотя бы полдня побродить по Карнакскому храму, но перед этим полдня осторожно позагорать под луксорским солнцем.