Гюнтер Грасс: Под местным наркозом

Три недели спустя я последовал совету матери: как только мы решили обручиться, попросил Ирмгард Зайферт отдать пачку тех старых писем.

Она сказала:

— Ты хочешь их уничтожить. Так, что ли?

Хотя я, собственно, собирался всего лишь запереть их у себя, я сказал:

— Да, хочу освободить тебя от них.

Уже на нашей следующей прогулке вокруг Грюневальдского озера она отдала эту пачку. В лощинке на песчаном восточном берегу я сложил письма в кучу. Они быстро сгорели.

По дороге домой Ирмгард Зайферт обратила внимание на соответствующую табличку с надписью «Запрещено».

— Нам повезло, хорошо, что люди из лесничества не застали нас на месте преступления…

В увеличившемся благодаря телекинезу кабинете моего зубного врача матушка дала мне еще несколько полезных советов, прежде чем врач удалил металлические колпачки. На телеэкране в это время появилось нечто туманно-призрачное, возможно, это объяснялось тем, что фоном служил фильм о лыжниках. (Астральные тела совершали телемарк — приземление с выпадом.)

Матушка призывала меня пить меньше пива и поменять прачечную. Состояние моих рубашек ее явно не удовлетворяло. Она передала мне с того света дословно следующее: «Глянь-ка хоть раз на уголки. Они теперь совсем отучились гладить воротнички».

Потом она велела тщательно присматривать за одним из моих учеников, которому в начале лета в связи с предстоящим визитом «высокого гостя» может угрожать опасность: «Знаешь, мальчик, он такой же, каким ты был тогда. Всегда забегал вперед, ветер в голове, лез на рожон. Намаялась я с тобой…»

Я попросил прощения у матушки и обещал следить за Шербаумом. (С ним, кстати, ничего не случилось на площади перед Оперой, зато Веро Леванд могла похвастаться сильными ушибами и кровоподтеками.)

Зубной врач снял металлические колпачки. Я попытался продолжать диалог с умершими.

— Они ведь все еще живы, доктор. Хотя Крингс взял револьвер, который дочь положила на борт ящика с песком, он, как и Паулюс, стреляться не стал. На следующий день он созвал всю семью — стало быть, и Шлоттау и меня тоже — к себе в кабинет и признался, что потерпел фиаско, после чего ознакомил со своим решением, предварительно упомянув о самоубийстве Сенеки, равно как и о том, что смерть нам нипочем. «Я решил, — сказал он, — добиться победного перелома в другой области: посвящу себя политике!»

После этого я тоже принял решение — расторг помолвку с его дочерью. Он согласился, дав понять, что это его вполне устраивает. А Шлоттау, которого никто ни о чем не спрашивал, сказал: «Разумно».

Так закончились эти семейно-военные игры. Но если позволите, доктор…

Зубной врач был против вариантов на ту же тему, не хотел знать и о моем последнем объяснении с Линдой.

— Ваша песенка спета, дорогуша. Точка. Занавес. Добавления излишни. Как зубной врач, я ежедневно выслушиваю подобного рода истории о любовных треугольниках. Герои их изображают себя либо в исторических костюмах, либо в почти современных. И конечно, обязательно маскируют этот неизменный жалкий треугольник: иногда экономико-теоретическими рассуждениями, иногда религиозными, иногда даже уголовно-правовыми или налогово-правовыми. Однако все эти переодевания имеют лишь одну цель — замаскировать вечный треугольник. Прежде чем вы заставите нас присутствовать на свадьбе Линды и Шлоттау, давайте посмотрим лучше на лыжников, они оживлены: совершают телемарк, поднимают облачка снега, оставляют следы, смеются, а под конец выпьют свои питательные дрожжи «Ово». Словом, пора наконец похоронить вашу прежнюю невесту. Договорились?

— Я сделал то же, что во времена Оны сделал художник Антон Мёллер из моего родного города с дочерью бургомистра, своей суженой.

— Значит, вы все же хотите рассказать еще одну байку?

Веро Леванд называет это «переключением». То время, что он приготавливал специальный цемент, высушивал мои обточенные зубы струей горячего воздуха, устанавливал два мостовидных протеза, я посвятил перенесению на экран телевизора, так сказать для сравнения, притчи о художнике Мёллере.

Я рассказал не только историю о классическом любовном треугольнике (мой зубной врач с удовольствием принес бы ее в жертву прогрессу), я еще позволил себе одновременно некоторые намеки на его личный треугольник. Разве могло укрыться от моих зорких глаз, что зубной врач — один из углов типичного старомодного треугольника? Ведь он разрывается между своей супругой, матерью его детей, и своей помощницей.