Сахиб Джамал - Черные розы

И теперь Амаль ждала его. С утра открыв двери лачуги, она с волнением и тревогой прислушивалась к каждому шороху, ловила малейшие звуки. Неужели не придет, побоится рискнуть? Нет, не может быть!.. Он самый храбрый, самый смелый в Лагмане!

А время шло. Давно уже ушла Биби, ни слова не сказав о Надире. «Почему она сегодня так неразговорчива? Неужели он ничего не сказал ей о нашей встрече? А может, его поймали, избили и отвели в тюрьму? И она это скрывает от меня?» — терзалась Амаль. Как она хотела бы сейчас вернуть время, когда она не думала ни о любви, ни о счастье!

Вдруг со двора донеслись чьи-то шаги. Амаль встрепенулась: «Идет!..» Он, ее Надир! Она поднялась, чтобы встретить его у порога. И как велико было ее огорчение, когда вместо Надира она услышала голос отца. Заплакав от досады, она упала на постель.

Оставив учителя у входа, Саид вошел к Амаль вместе с лекарем.

— Око мое, к нам пожаловал табиб-саиб. Он хочет осмотреть тебя.

Амаль закрыла лицо одеялом.

— Мне уже немного легче… — донесся из-под одеяла ее голос.

— Ты, доченька, не стесняйся, ведь мы уже знакомы, я только послушаю пульс, — проговорил лекарь.

— Нет, нет… Я, саиб, чувствую себя хорошо, я не хочу, чтобы меня осматривали…

Сопротивления Амаль заставили войти Наджиб-саиба.

— Ну зачем ты капризничаешь, Амаль? — строго заговорил он. — Надир был у меня, просил моей помощи. Я обещал ему навестить тебя с Гулам-саибом.

«Значит, он жив, он на свободе! — возликовало в душе у Амаль. — И даже сам попросил их прийти к ней! Ну, конечно же, она согласна!»

— Доктор-саиб, — заговорила она, — уже приходил к нам, но что могут сделать люди, если надо мной стоит Азраил?

— Земля всех ждет… Рано или поздно все мы умрем, но тебе еще рано об этом думать, надо жить! Понимаешь, жить! И твой Надир хочет, чтобы ты поправилась. Саиб, послушайте больную, — обратился Наджиб к лекарю и, обняв Саида за плечи, добавил: — А мы выйдем во двор, не будем мешать им…

— Этот одержимый, я вижу, и вам, саиб, не дает покоя, — заметил садовник, как бы извиняясь за Надира.

— Никакой он не одержимый. Зачем вы повторяете глупые выдумки муллы Башира? — запротестовал учитель. — Болезнь твоей дочери никого так не беспокоит, как Надира. Он больше тебя тревожится за ее жизнь.

Саид вспыхнул и не нашел, что ответить. Учитель тоже погрузился в свои мысли.

— Ну, чем вы утешите нас? — спросил от появившегося во дворе лекаря.

Гулам в раздумье посмотрел на друга, потом перевел взгляд на Саида.

— Я уже говорил вам и сотни раз буду повторять все то же. Жизнь ее подтачивает тоска. И мне ли, лекарю, раскрывать ее душу вам, ее отцу?

Наджиб-саиб понимающе кивнул головой. Саид растерянно моргал глазами.

— Бессердечный вы человек! — с упреком в голосе обратился к нему Наджиб-саиб. — Видимо, никто вас никогда не любил и вы не знали радости человеческих чувств!

Саид закусил от боли губы. Его черные, жгучие глаза яростно блеснули. Он раскрыл рот, жадно глотнул воздух и неожиданно возбужденно заговорил:

— Нет, я не бессердечный!.. И о любви, о человеческих чувствах, саиб, понимаю, пожалуй, не меньше, чем вы, образованные люди! Я не богач и знаю цену чувств, о которых вы говорите! Целовать женщину приятно, гораздо труднее дать ей счастье. Настоящая любовь не тускнеет, словно блеск медного самовара. Нет, она, как луна, блестит во веки веков!..

Наджиб и Гулам со вниманием слушали горячую речь садовника.

— Аллах, — продолжал Саид, сверкая глазами и вскидывая голову, — и небо свидетель тому, что я женился по любви! Прошло уже десять лет… — голос его дрогнул, — я все еще верен ее праху… Так вам ли обвинять меня в бессердечности? Вы говорите о человеческих чувствах… А подумали вы о том, что может дать нищему кочевнику бедная слепая девушка? Как может она быть его женой, стать матерью его детей?.. Брак двух несчастных ничего и не принесет, кроме несчастья! А у хана она не будет знать ни забот, ни горя!

— Ты так думаешь? — сухо спросил Наджиб-саиб.

— Друг мой, ты заблуждаешься, — тихо шепнул Саиду Гулам.

Саид переводил глаза с одного на другого. Оба против него!

Наджиб-саиб не дал ему опомниться.

— О ты, отец Амаль! — заговорил он, понизив голос. — Ответь мне, ради аллаха, честно и не кривя душою, разве ты согласен отдать дочь Азиз-хану?

Саид замялся.

— Ну, если у тебя не хватает мужества сказать «нет», то позволь мне ответить за тебя!.. Ты сам понимаешь, что Амаль ему не пара. Ведь хан на полвека старше… Конечно, — продолжал, подумав, учитель, — хана не смущает ни возраст, ни положение Амаль. У хана ей будет неплохо. Она не будет нуждаться в хлебе. Но ведь она частица твоего сердца. Неужели же тебе, отцу, безразлично душевное состояние дочери? Неужели ты можешь спокойно смотреть, как твоя дочь будет медленно умирать в шелковых нарядах, купленных ей ханом? Да тебя проклянут за это! Скажут, за ханские объедки продал и свою честь и собственную дочь. И будут правы!