Джоан Линдсей - Пикник у Висячей скалы

Общее восхищение нежным вкусом форели с трудом могло стать темой трёхсторонней беседы на протяжении всего долгого неторопливого обеда. Приборы для Майка вскоре убрали. Мусс из языка сопровождала неловкая тишина, несмотря на монолог хозяина о выращивании роз и возмутительной неблагодарности буров по отношению к «нашей милостивой королеве». С отчаянным оживлением дамы обсудили королевскую семью, консервирование фруктов (самое скучное для Ирмы) и как крайнюю меру — музыку. Младшая сестра миссис Фитцхьюберт играла на фортепьяно, а Ирма на гитаре: «божественные цыганские песни в цветных лентах». Как только подали кофе, хозяин закурил и оставил дам в непростом положении на розовой софе за резным индийским столом. Сквозь стеклянные двери Ирма видела свинцовое озеро под мрачным небом. Гостиная стала неуютно душной, маленькое морщинистое лицо миссис Фитцхьюберт плыло по розовому воздуху, как голова чеширского кота из «Алисы в стране чудес». Почему, о, почему Майк не смог прийти к обеду? Миссис Фитцхьюберт спросила есть ли у миссис Катлер кухарка.

— О, милая миссис Катлер! Она готовит как ангел! У меня есть рецепт её божественного шоколадного торта.

— Припоминаю, как я училась делать майонез в пансионе — деревянной ложкой капля по капле…

Мысли Ирмы вернулись из соснового леса, где бесплотный Майк блуждал сквозь туман. Гостиная закружилась перед глазами.

Наконец часы на каминной полке показали приемлемое время для ухода, и Ирма засобиралась.

— Ты выглядишь немного уставшей, — сказала миссис Фитцхьюберт. — Тебе стоит пить побольше молока.

У девочки неплохие манеры и она хорошо себя держит для семнадцати. А, Майклу — двадцать, да, верно. Она провела гостью к двери прихожей — верный признак социального одобрения — и понадеялась, по причинам, слишком сложным чтобы приводить их здесь, что Ирма посетит их в Тураке.

— Не знаю, говорил ли вам племянник: мы собираемся дать в его честь приём после Пасхи. Бедняжка, у него так мало знакомых в Австралии.

После удушающей духоты гостиной, влажная прохлада соснового сада показалась благословенной. Внезапный порыв ветра заставил задрожать дикий виноград, разбросав малиновые листья на гравии перед домом, и склонил аккуратные головки штамбовых роз на круглой клумбе. Затем снова стало тихо и над озером эхом разнёсся далёкий удар часов на конюшне. Туманной дымки утра как не бывало. На тусклом небе собирались густые шафрановые облака; железная корона соснового леса окаймляла горный гребень жесткими шипами. Далеко внизу, с другой стороны леса невидимые равнины вечно мерцали волнами медового цвета, а за ними поднималась тёмная явь Висячей скалы. Доктор МакКензи был прав, говоря: «Не думай о Скале, милое дитя. Скала — это кошмар, а кошмары — дело прошлого». Она старалась следовать совету пожилого господина и сосредоточилась на настоящем: здесь, в «Лейк Вью» было так красиво. Белый павлин на лужайке расправил хвост, толстые серые голуби ковыляли на маленьких розовых ножках. Снова пробили конюшенные часы. Пчёлы возвращались домой в затухающем свете. На шляпку из итальянской соломки упало несколько дождевых капель. Миссис Катлер вышла из домика садовника с зонтиком.

— Мистер Майкл считает, что надвигается буря. У меня жутко стреляет в ногах.

— Майкл? Вы его видели?

— Пару минут назад. Он оставил вам письмо, мисс. Если у кого из молодых людей и есть хорошие манеры так это у мистера Майкла. Ой, боже, ваша милая шляпка!

Убор из итальянской соломки был брошен на блестящий пол миссис Катлер.

— Не беспокойтесь, я больше её не надену. Письмо, пожалуйста.

К большому сожалению миссис Катлер, весь день ждавшей этой возможности поболтать, дверь лучшей комнаты в домике затворилась. Шляпку, однако, спасли, ленты бережно прогладили, и она ещё многие годы появлялась в церкви на благочестивой голове миссис Катлер.

Жалюзи в комнате Ирмы были опущены от жары. Она только их подняла и собралась открыть письмо Майка, как за стеклом мелькнула ломаная полоска молнии. Плакучий вяз, не шевеля листьями, стоял во вспышке синего света. Внезапно из неоткуда поднялся сильный, странно тёплый ветер. Вяз задрожал и затрясся, занавески ворвались в комнату. Загрохотав, началась буря. Тяжелые облака разразились столь сильным ливнем, что жители Маседонии вспоминали, как на горе за несколько минут размыло гравийные ездовые дороги и расширились горные ручьи. Мутная вода в заводи «Лейк Вью» вихрем обрушилась на голову каменной лягушки. Плоскодонка у озера, отброшенная от причала, буйно раскачивалась на лилиях. Гонимые бурей, полупотопленные птицы попадали оземь с шатающихся деревьев. Механической игрушкой рухнул за окном мёртвый голубь. Наконец, ветер и дождь утратили свою первоначальную ярость. Вышло бледное солнце; намокшие лужайки и разорённые клумбы приобрели неестественное сияние. Всё кончилось, и Ирма, ещё стоявшая у окна, открыла жесткий квадратный конверт.